Крымские истории

Она, при этих словах, даже заалела. А я, грешен, остановил свой взгляд на её красивом, упругом животе, который выглядывал из-под белоснежной блузки-разлетайки.

Она видела мой взгляд, но не сделала даже единого движения, чтобы его прикрыть…

Всю дорогу мы проговорили. В этот раз я был откровенным, рассказал всё о своей беде, о невосполнимой утрате и мне стало даже как-то легче.

Поведала и она мне свою историю: растит двух детей – сына и дочь, уже взрослых, сумела определить их в Москве, даже жильё купила.

Сама же живёт в Ялте, работает на трёх работах, только бы обеспечить учёбу детей.

Призналась даже, что в последнее время, когда выросли дети и стали как-то определяться в жизни, у неё появился мужчина, зовёт замуж, но она так и не может решиться на этот шаг, так как у него двое детей, маленьких, и жена-дура, именно так она и сказала, хотя та и числит именно её в самых близких подругах.

При этих словах всё рухнуло в моей душе и я, уже почти до Симферополя, молчал, лишь чаще стал выходить в тамбур перекурить, читал газеты и лишь изредка поглядывал на её задумчивое и потерянное лицо. Видел, что внутри у неё, в самом сердце, шла напряжённая работа и она внимательно прислушивалась к себе.

Наконец, решившись, резко подняла голову, требовательно отвела в сторону газету, которую я читал, и с каким-то внутренним напряжением в голосе произнесла:

– Не нравлюсь?

– Нет, не нравитесь. Вот этого Вы говорить мне не должны были, никогда и ни при каких обстоятельствах. Я не могу относиться с уважением к человеку, который выстраивает свою судьбу на обломках чужого счастья, на горе других.

В Симферополе меня встретили сёстры и я, наспех попрощавшись со своей попутчицей, уехал с ними, даже не обернувшись назад, хотя её взгляд чувствовал своим затылком.

Но на душе моей покоя так и не наступило.

И отмаявшись два дня, я собрался и, не говоря ни слова сёстрам, уехал в Ялту.

Скорее, это был ритуал. Я всегда, приезжая в Крым, ехал хоть на денёк в Ялту, бродил, до смертельной усталости по нарядной и красивой в ту пору набережной, обедал в приморском ресторанчике и возвращался, к вечеру, в Симферополь.

Так было и в этот раз. Но меня почему-то необъяснимо тянуло не на набережную, а в Храм Александра Невского.

В дорожном разговоре она сказала, что это её самый любимый Храм и она часто там бывает.

Ни у кого не спрашивая дороги, я неспешно побрёл к Храму. Она так красочно мне описала путь к нему, что я нашёл его сразу, хотя ни разу прежде в тех местах не бывал.

Вручив мелочь побирушкам, я вошёл в Храм по крутым ступеням и, от неожиданности, ударившей прямо в сердце, даже задохнулся.

Людей в Храме было мало и я сразу увидел, что возле иконы Божией матери – большой, красивой, спиной ко мне, в повязанной на голове дымчатой шали, стояла она.

В эту минуту она была так далека от этого суетного мира и так прекрасна, что я, в предельном волнении, застыл и зачарованно наблюдал за каждым её движением.

Не выдержав, подошёл ближе и молча встал за её спиной.

Она, не поворачивая головы, еле слышно произнесла:

– Я знала, я знала, что Вы приедете, что мы встретимся. И… договорим. Мне непременно нужно с Вами договорить, так как я была… превратно понята Вами. А мне этого… крайне не хочется.

От этих слов я чуть не потерял сознание – как, откуда, ведь она меня не видела. И она, отвечая на мой молчаливый вопрос, ответила:

– А я чувствовала, нет, я просто знала, что сегодня Вы будете именно здесь…

***

Это были три самых дивных дня в моей жизни. Как само собой разумеющееся, она взяла меня под руку и мы пошли к ней домой.

Шли долго. Вдоль русла некогда существовавшей речки, всё время в гору. Она неотрывно смотрела на меня и за всю дорогу произнесла только несколько слов, но каких:

– Это была бы страшная несправедливость жизни, если бы мы не встретились.

Никогда, ни к кому я не испытывала такого чувства. Мне не совестно об этом говорить, как Вы стали мне дороги, как я шла к Вам, как я хочу видеть Вас, как я… люблю Вас.

Мы пили коньяк, поздний сентябрь, буремный, рвал окна, а на душе был настоящий праздник. Я чувствовал, что эта роковая встреча изменит всё в моей жизни. И очень хотел этого сам.

Вечером она исповедовалась мне. Я просил не делать этого, не надо, пусть всё судьба исчисляет с минуты нашей встречи.

Но ей что-то мешало и она, словно освобождаясь от налёта прошлого, сказала мне, что вернувшись из Москвы, рассказала о встрече со мной в поезде своему любовнику. И попросила больше её не тревожить, независимо от того, буду ли я в её жизни или нет и встречусь ли я вообще с ней ещё хотя бы раз в жизни.

Но тот её не оставлял. И всё говорил ей, что он никогда не оставит её добровольно, как самую умную и самую красивую женщину Ялты. И что он, наконец, готов оставить свою семью. Хоть сегодня.

На что она ему ответила:

– Нет, мне более такой жертвы не надо. Я целых одиннадцать лет ждала этого признания. А сегодня – оно мне уже не нужно.

Повернувшись ко мне, с жаром, стала говорить:

– Я поняла, что я жива, что я живу, я хочу любить и быть любимой. Не воровать любовь, а любить в полную силу, всем сердцем.