Крымские истории

Судьба, правда, распорядилась по иному и я вынужден был пойти в Вильнюсское училище войск ПВО страны, так как медкомиссия не допустила меня к флотской службе.

Ну, да речь не об этом.

Уже где-то в десятом классе я понял, что Лариса относится ко мне не как к товарищу, но, юность ведь слепа и я был увлечён Натальей Ломанюк, необычайной красоты девушкой, по которой «сох» не один я.

Конечно, в ту пору я не видел её ограниченности и наделял всеми, даже несуществующими качествами.

Лариса страдала. Я помню, до сей поры, её стихи, её светлые письма, обращённые ко мне.

Но ответить на её чувство я не мог.

Долго ещё, затем, длилась эта агония.

Она писала мне добрые письма и, даже выйдя замуж, в Одессу, продолжала мне присылать свои весточки. Именно через неё я был в курсе всех дел одноклассников.

А затем – наша связь как-то истаяла и прекратилась. Знать, выполнила своё назначение и свою роль и более явить жизненно важного, необходимого душе, не могла. И это правильно.

Было ещё несколько встреч, но они такой радости и такого следа у меня не оставили.

Мы стали взрослыми, жизнь научила многому, и уже не хотелось возвращаться в ту дивную сказку, без которой невозможно стать и остаться человеком.

Помню, как мы даже встретились после Афганистана, а говорить, кроме «А помнишь? – стало просто не о чем.

И уже через её подругу, Машу Довгалюк, я узнавал в редкие наезды домой, в отпуск, о её судьбе и радовался тому, что всё у неё, как у людей – муж, семья, своя судьба…

Слава Богу, у неё появились две девочки, дочери. Интересно, похожи ли они на мать?

Сегодня, обращаясь к этим светлым дням юности, я в глубоком поклоне склоняюсь пред этим дивным и святым человеком и молю Господа о Его расположении и милости к ней.

За великую щедрость сердца и чистую душу свою – она заслуживает наибольшего благоприятствования от Господа по дороге жизни.

Маловероятно, что суждено нам увидеться ещё раз, поэтому я и обращаюсь к Творцу – пусть Он её хранит и семью её.

Когда-то ты написала мне, милая Лариса:

Ну, прощай, дай на счастье руку,

Уходи, растворись во мгле.

Уходи и не трожь мою муку –

Пусть она останется мне.

Ну, прощай, далека дорога,

И у каждого – только своя.

Мы пройдём через всё понемногу,

Не завидуя, не таясь.

Ну, прощай, дай на счастье руку,

Всё дороже улыбка твоя.

Уходи и не трожь мою муку –

Пусть она будет только моя.

Я помню эти строчки, милая Лариса. И уже никогда не забуду их.

Жизнь, действительно, у каждого только своя. И необходимо и в ней начинать подводить итоги – ради чего жил; что и кого любил; что сделал достойного внимания и признания людей?

Сколько выстрадано, вымучено, сколько утрат и невосполнимых потерь осталось – так, что душа порой обугливалась.

Но, если я это вынес, превозмог, преодолел, выжил, то во многом – благодаря и тебе, милый друг, в том числе и тому, что храню в душе память о том мгновении, которое было прекрасным.

Невозвратном и святом.

***

Само святое в жизни

– принять на свои руки

новую жизнь.

И. Владиславлев

РОДЫ В АЛУШТЕ

Единственный раз, по молодости, мне неслыханно повезло.

Начмед армии ПВО, что была в Минске, где я был комсомольским работником, до сей поры помню даже, что его звали Валерием Николаевичем Кабановым, встретив меня утром неожиданно предложил:

– Комсомолец, если договоришься с отпуском, у меня есть горящая путёвка в Алушту.

Дело было где-то в мае–июне и я тут же направился к необычайно интересному человеку – Николаю Антоновичу Стрелецкому, заместителю начальника политотдела армии. И он, что было совсем уж против правил, с лёгкостью меня отпустил в отпуск.

На второй день я вылетел в Симферополь.

Не стал даже заезжать к сёстрам, проведать их решил на обратном пути и уехал из аэропорта, троллейбусом, в Алушту.

И здесь меня ждали два необычайные события, которые я не могу забыть и до сей поры.

Первую половину отпуска я провёл с командиром полка, помню, что его звали Володей.

Мы жили в двухкомнатном номере, где все удобства – посредине, общие, а комнатки, маленькие, но аккуратные и чистые, были на каждого.

В первый же день, после знакомства, мой насельник пригласил меня прогуляться по набережной.

Набережная в Алуште – удивительная, на мой взгляд – самая красивая и удобная изо всех крымских курортов. Тянется она километров на семь–восемь, по моему представлению.

И пока мы дошли до набережной, мой визави – предложил мне отведать крымского портвейна, который продавался на каждом углу.

Отведав стаканчика три–четыре, больше я не мог, так как в ту пору я вообще не пил, а Владимир, помнится, и гораздо больше – мы стали пребывать в столь благостном настроении, что мир вокруг нас стал окрашиваться только в светлые, жизнеутверждающие и радостные тона.

Погуляв по набережной, мы пошли в обратный путь. Дело шло к обеду.

И на обратном пути мой старший товарищ настоял, чтобы мы ещё, в меру сил, обратились к Бахусу.

Я осилил ещё стаканчика два, не больше, и в добром и светлом настроении мы пошли на обед.