А что её было определять, если каждый здесь жил по совести, и не мог ни слукавить, ни поступить бесчестно, всю жизнь в честном труде и хлопотах.
Поэтому, по мнению рыбаков, их товарищи заслуживали лишь одного – светлых врат рая, где и встретятся, словно и не расставались, со своими многочисленными родственниками, предшественниками и друзьями.
И даже там, в жизни вечной, удивлялись остальные насельники владений Всевышнего, наблюдая за ними, балаклавскими тружениками – вот она праведность и честность, вот она жизнь – в благости и чести, в служении Господу.
Им ни в этой, ни в той жизни не надо ни лукавить, ни быть двуличными.
Они, зная друг о друге всё, часто состоя в близком родстве, всегда обращались друг к другу на «Вы», не повышая голоса и только громко вздыхали, если их товарищ не то, чтобы завирался, а как-то забывал, что событию, о котором он говорил, свидетелей было немало и оно немного было не таким уж и цветастым и значимым, величественным и красивым.
Да и происходило оно не с рассказчиком, а с его отцом, а то – и дедом.
Но это было неважно. Главное, чтобы история эта была интересной и слушалась теми, кто хотя и знал уже наизусть всё, что скажет рассказчик, но внимали своему другу так, словно её рассказывали впервые.
Вторым, большим отрядом этого подвальчика, были армяне.
Чёрные, как грачи, а те, кто постарше – с белыми волосами, большими же носами и всегда детскими наивными очами, они были предупредительными и вежливыми и главным было лишь одно правило в разговоре с ними – не усомниться, что все самые значимые учёные, врачи, писатели – были армянами.
А деревня Баршатлы, что в Нагорном Карабахе, дала державе самых выдающихся полководцев – трёх маршалов, которые и решили исход войны – Баграмяна, Бабаджаняна и флотоводца Исакова (Исакяна).
И только один посетитель здесь всех волновал, ко всем приставал и, как тот петух, вступал с ними в громкие споры, которые, правда, заканчивались неизменным примирением и высокими тостами.
Этим особым человеком был пожилой грузин, который и языка-то грузинского не знал, родился здесь, в Крыму, здесь же родились его отец и дед, но он себя иначе, как грузином не считал и. особенно непримиримо, спорил с армянами, утверждая, что его народ – самый заслуженный среди кавказских народов и доблестей высоких совершил намного больше, чем иные народы.
– А вы скажите, кто был главным героем Бородинского сражения, спасшего Россию от Наполеона?
И уже торжествуя, досаждал армянам до сердца:
– Что-то я не слышал об участии в войне с Наполеоном армян. Где вы были в ту пору? А о князе Петре Багратионе – знает всяк живущий.
Армяне деликатно не вступали в спор по этому, острому для них, вопросу.
И их попытки обратить в свою пользу вклад в Великую Победу над фашистами своих земляков – результатов не приносил.
– А что Ваши Баграмян, Бабаджанян и Исаков, я извиняюсь, они – чьи приказы выполняли?
И конца этим спорам не было. Но в них никогда не нарушалась мера, люди не переступали за тот порог, после которого начинались бы, как у других народов, оскорбления и оговоры.
Пришлось и мне несколько раз вступить в эти споры с репликами.
Особенно болезненно переносил грузин вопросы о сегодняшнем дне, о том умопомрачении, которое случилось у руководства страны и оно повело дело даже к прямому противоборству с Россией.
– Отец, а не народ ли Грузии виновен в том, что происходит сегодня?
Как же он мог избрать к руководству бесноватого Саакашвили?
Забыл и презрел – не кто иной, а именно народ – вековую дружбу с Россией.
Знаешь ли ты, что по Георгиевскому трактату, договору 1732 года, Грузия НАВЕЧНО бралась под защиту и сбережение именно русским народом, к тому же – единоверным?
И в это время ни Абхазия, ни Аджария, ни Южная Осетия не входили в состав Грузии, это были самостоятельные государства.
Грузин приходил в замешательство.
Ответов на эти вопросы он не знал, но и не хотел сдаваться.
И под аплодисменты армян, которых он давно просто достал, наконец находил что сказать:
– Да какой Саакашвили грузин? Не знаю такого грузина и не знаю, как он у власти оказался.
При этом он так картинно выстраивал неподдельное изумление на лице, что зал начинал одобрительно гудеть, забыв о минутной обиде и уже поддерживая его:
– Знаю твёрдо одно, что мой отец воевал за весь народ и вместе со всем народом – и с русскими, и казахами, и украинцами, и с армянами – сокрушил фашизм. Только наше вековое братство и позволило выстоять в таких испытаниях.
При этих его словах, все довольно заговорили:
– Молодец, правильно говорит…
На этом спор исчерпывался и начинались разговоры за жизнь: кто детей женил; какой урожай фруктов был в этом году; как ловится рыба?..
Таких тем было великое множеств, и у всех посетителей этого погребка – было что сказать по каждому обсуждаемому вопросу, посоветовать молодёжи, которая тоже здесь присутствовала.
Я не чувствовал себя чужим на этих посиделках. Везде были родные лица, разговор вёлся исключительно на русском языке.
И у всех этих великих тружеников с мозолистыми руками, так же болели души за происходящие на Украине события.