Крымские каникулы. Дневник юной актрисы

В Симферополе нечего есть. Все стоит баснословных денег. По совету И., у которого везде в Крыму есть знакомые, мы «снарядили обоз» (выражение Павлы Леонтьевны) в Алушту за рыбой. И. сказал, что в Алуште недорого можно купить превосходную вяленую рыбу и сушеную мелочь для супа. Эту мелочь, которой прежде брезговали даже бедняки, продают в Симферополе не ведрами и не мешками, а фунтами, словно икру. Тата варит из нее изумительный суп, который Павла Леонтьевна называет «ивановской ухой». На вид суп неказист, потому что рыба разваривается, но сытен, а лавровый лист придает ему щекочущий нос аромат. С. И. предсказывает, что скоро в Крыму и лаврового листа станет недоставать. Мне трудно в это поверить, но разве могла я два года назад предположить, что стану питаться разваренной сухой рыбешкой? Моя былая московская «стесненная» жизнь представляется мне сейчас роскошной, а обеды в фуфмистерских[57] Лукулловыми пирами. Несмотря на помощь из дому, я пыталась жить экономно, так, будто никакой помощи у меня не было. Жить на свой собственный, пусть и скудный, актерский заработок было очень приятно. Когда человек сам зарабатывает себе на хлеб, его никто этим заработком не упрекнет. В нашем обозе четверо: И., Тата, я и Абидин, наш автомедон[58]. Чтобы чем-то занять себя в дороге, я взяла с собой тетрадь, но не смогла ничего написать. Колесница у Абидина ужасно тряская, а И., увидев тетрадь, решил, что я пишу стихи, и пристал, чтобы я дала ему их прочесть или сама что-то прочитала. Тетрадь пришлось убрать. Сейчас я сижу на телеге в обществе Абидина и жду, пока вернутся И. с Татой. Зимняя Алушта мне совершенно не понравилась. Писать не о чем. Мне почему-то казалось, что в новом месте на меня нахлынут впечатления, потому я и взяла с собой тетрадь. Впечатлений нет. Поездка наша, насколько я уже могу судить, оказалась напрасной. И. ввел нас в заблуждение (или это его ввели в заблуждение). Цены в Алуште незначительно ниже симферопольских, к тому же И. совершенно не умеет торговаться. Он торгуется как мишигенер. С учетом платы, которую запросил Абидин, выгода получается мизерной. Не стоило нам ехать в такую даль, да вдобавок на телеге. Да и дороги в Крыму, совсем недавно такие спокойные, стали небезопасными. Приближение нового года вызывает тревогу. Что он нам принесет? Девятнадцать и девятнадцать. Я совершенно несведуща в толковании чисел, но мне это повторение почему-то представляется зловещим.

10 декабря 1918 года. Симферополь

Еврейская газета зовет всех переезжать в Палестину. На чем, хотела бы я знать? Пароходы уже не ходят. Разве что строить плоты и плыть на них через море? На странице с объявлениями одни шадхены[59]. Молодые вдовы с солидными капиталами, оставшимися от покойных мужей, и очаровательные девушки из приличных семей желают познакомиться с мужчинами… Жаль, что я не мужчина, а то могла бы делать выбор. Вспомнился наш таганрогский шадхен реб Борух с его любимой фразой: «Шадхену положено лгать, без этого дела не сладить».

25 декабря 1918 года. Симферополь

Рождественской атмосферы в городе нет и в помине. Такое впечатление, будто сегодня не праздник, а Тиша-бе-Ав[60]. Все мрачны и поздравляют друг друга словно по привычке, без радости. С таким мрачным лицом сидел за праздничным столом в купеческом собрании мой отец. Благочестивому еврею нельзя праздновать гойские праздники, но для успешного ведения дел нужно бывать в обществе, ведь самые большие дела делаются между жарким и десертом. Отец нашел выход. Он ходил, но не праздновал. Не то чтобы смеяться, даже не улыбался ни разу, не произносил тостов и поздравлений. Если его спрашивали о причинах, отвечал, что дела идут не так хорошо, чтобы веселиться. Мне такое поведение казалось странным. Недаром же говорится, что лапсердак нельзя одновременно надеть и налицо, и наизнанку. Перед кем притворялся отец? Перед Тем, кто все знает, или перед самим собой? И чем плохо веселье, если оно к месту и от души? Если евреям выпало жить бок о бок с другими народами, то почему бы им не повеселиться, когда у соседей праздник? Не по причине праздника, а потому что соседу весело. Отец сам же говорит: «Когда раздаешь деньги в Пурим[61], не смотри, кто протягивает руку, давай не глядя, от чистого сердца».