Крымские каникулы. Дневник юной актрисы

Вчера меня вызвали в Кочку[109]. Во время репетиции в театр пришел солдат и принес мне повестку. Солдат был один и вел себя дружелюбно, поэтому я не умерла от страха на месте, а смогла пойти с ним. Но все равно тряслась так, что лязгали зубы. Солдат посочувствовал: паршивое у тебя, товарищ артистка, пальтишко. Да я бы и под тремя шубами все равно бы тряслась. Солдат привел меня к очень вежливому товарищу, явно из интеллигентов. В ушах стучало так, что я не расслышала, как его зовут, а переспрашивать было неловко. Товарищ поинтересовался моим отцом и спросил, знаю ли я о том, где он сейчас, и переписываюсь ли я с ним. Я ждала, что меня когда-нибудь непременно будут спрашивать об отце, но все равно растерялась. Потом ответила, что мне известно лишь о том, что мои родители эмигрировали. В переписке я с ними не состою. Товарищ спросил, почему я не эмигрировала вместе с ними. Я ответила так, как надо. Товарищ кивнул своей бритой головой и сказал, что если вдруг ко мне придет кто-то от моего отца, то я должна буду сразу же дать знать об этом в ЧК. На том наш разговор закончился. В театр я возвращалась в одиночестве и думала о родителях. Уже почти год прошел с того дня, когда я узнала, что родители вместе с братом уплыли на нашем пароходе в Турцию. Когда закрываю глаза, почему-то вижу не кого-то из них, а Соню и слышу ее голос. Одну и ту же фразу: «Кухарку они забрали с собой». Год назад это прозвучало для меня как упрек. Кухарку забрали, а тебя нет. Соня всегда была язвительной, причем нехорошо язвительной. Ей доставляло удовольствие задевать людей за живое, пряча свои шпильки под маской притворного сочувствия. Нашу общую подругу Д. С. она доводила до слез советами относительно того, как можно избавиться от усиков над верхней губой. Подозреваю, что большинство рецептов Соня придумывала сама. Сейчас я радуюсь за нашу кухарку Фейгеле, потому что за долгие годы пребывания в нашем доме она стала нам родной. Что бы она делала одна в Таганроге? Кому сейчас нужны кухарки? Кухарки нужны там, где нужно готовить настоящие блюда, а сварить картошку каждый может для себя сам. Но тогда я обиделась и ответила Соне так резко, что в глазах ее сверкнула радость от того, что ее шпилька попала в цель. Но я не солгала, когда сказала, что все равно бы осталась здесь. Место русской актрисы в России. Я искренне так считаю. Вот и товарищ из ЧК мне сразу поверил. Я бы не уехала за границу, но мне хочется верить, что перед отплытием отец вспомнил обо мне и пожалел, что меня нет рядом. В том, что так поступили мама и брат, я не сомневаюсь.

20 февраля 1922 года. Симферополь

Мысли заняты только едой. Даже на сцене думаю о еде. Хожу как лунатичка. Вкуса того, что ем, не чувствую совершенно. Соли нет, но не в соли дело. Все равно, что есть, лишь бы съесть что-нибудь. То, что считалось голодом в прошлые годы, было всего лишь репетицией настоящего сегодняшнего голода. Возможность поесть на выездных выступлениях хотя бы жиденькой похлебки воспринимается как дар судьбы. Морковный чай пьется как божественный нектар. Хлеба не купить, а если где и есть, то стоит баснословных денег. Совзнаки[110] обесцениваются быстрее колокольчиков. Давно не писала ничего в дневнике. Сегодня вдруг захотелось написать что-то, но все мысли только о еде. Наверное, надо оставить дневник до тех пор, пока в голове не начнет появляться что-то дельное. Не писать же о людоедстве и прочих ужасах. Крестьяне забивают последнюю скотину, бросают свои хозяйства и отправляются в города за пропитанием. Не понимаю, кто теперь будет кормить Крым. Надежда только на рыбаков. Для дам сейчас очень выгодно иметь любовника-рыбака. А когда-то мы мечтали о военных и артистах. Когда-то мы мечтали о многом… Хочется вспомнить что-то хорошее из прежней жизни, но вспоминается только прошлогодний паек. Тогда на день нам давали фунт хлеба и два-три фунта крупы в месяц. Электричества нет, керосину нет, согреваемся тем, что попадется под руку. На улицах люди вертят головами по сторонам в поисках чего-то, чем можно топить печку. Некоторое время нас выручал запас бумаги в театре. Там было много старых газет с журналами и кипы не пошедших в расклейку афиш. Свечей тоже нет, мы бережем свой скудный запас и вечерами сидим в темноте. Темный город выглядит настолько страшно, что даже в окно выглянуть боязно. Редкие спектакли становятся настоящим праздником. Репетировать стараемся ежедневно. Театр помогает нам не скатиться в пропасть.

14 мая 1922 года. Симферополь