Крымские караимы

Связана с Зоей Сергеевной и еще одна занимательная история. Как-то друг нашей семьи, в ту пору хранительница фондов Крымского художественного музея Нора Рыбкина, подвела меня к большой картине, висящей в левом углу зала. Название картины, кажется, было «Бегство немцев из Крыма». Оказалось, что история создания картины связана с Зоей Сергеевной. Сразу после войны известный крымский художник получил заказ на написание этой картины. Уже давно потрачен аванс, а картина все не получалась, не хватало чего-то самого главного, изюминки. В это время жена художника уехала, куда к родственникам. «Свято место пусто не бывает» и в ее квартире временно появилась Зоя, которую с художником связывали близкие отношения. Возвратилась законная супруга неожиданно. Войдя квартиру, и, увидев там другую женщину, она, ослепленная яростью, вышвырнула в открытое окно, подвернувшийся под руку Зоин чемодан. Далее произошло следующее: увидев на мостовой, раскрывшийся от удара чемодан, разбросанные вещи, художник вдруг закричал: «Девочки! Вы умницы!» И бросила к мольберту. Так в центре картины появилась главная ее деталь – раскрытый, брошенный чемодан…

Я всегда относился к Зое Сергеевне с восхищением. Она регулярно принимала холодный душ, голодала по Брегу, делала физзарядку. Как-то я привел к ней телевизионщиков. Юная в ту пору Катя Громова была в восторге от того, как Зоя Сергеевна в свои семьдесят лет воздушно ходила на высоченных шпильках.

Когда она ушла из жизни, то, разбирая ее переписку, я находил дружеские письма директора Феодосийской картинной галереи Николая Барсамова, поэта Николая Тарасевича, десятки книг с автографами крымских поэтов, писателей. Со смертью Зои Сергеевны Туршу я остался последним крымским представителем этого некогда многочисленного рода.

Пашин Сергей Иванович (1924–1987) Учился он в так называемой артиллерийской школе. То есть, уже по окончанию десятилетки сразу же становился кадровым командиром Красной армии. В 1941 году в возрасте семнадцати лет вместе с аттестатом зрелости получил лейтенантские кубики и ушел на фронт. В 1942 году судьба привела его в чехословацкий батальон Людвига Свободы, впоследствии развернувшийся в бригаду, корпус.

В его составе прошел всю войну и закончил её в Праге. Когда в 1962 году я гостил в его семье, он служил в аппарате Министерства обороны. Каждый вечер он удобно располагался в кресле и с наслаждением читал «Руде право» – единственную чешскую газету, которую можно было достать в Москве. Ему даже присвоили звание Почетного гражданина Праги. Было у него двое детей Сергей и Света. Пару раз они приезжали к нам в Крым. Именно от Сергея Ивановича Пашина я услышал рассказ о том, что раньше коренными москвичами считались те, кто жил в Москве до пожара 1812 года, потом те, кто жил до отмены крепостного права, потом те, кто поселился до первой мировой… Себя он с гордостью относил к коренным москвичам, по-моему даже к «до-пожарным».

Полякова Надежда Матвеевна (1914–1989)

Родная сестра моего отца. «Тетя Надя». В нашем роду увлечение рифмоплетством передавалось как-то зигзагами. Из пятого поколения этим «грешил» Ананий Туршу, в следующем Зоя Туршу, Сергей Пашин, Надя Полякова.

Замуж она вышла за односельчанина периода жизни в Ханышкое Валентина Борцова, который вскоре поступил в авиационное училище. В эвакуации бедствовала. Муж вернулся после войны в тяжелой стадии туберкулеза. Врачи считали, что он уже не жилец, но своей заботой она подарила ему еще пятнадцать лет жизни, но очень дорогой ценой – заразилась и умерла ее дочь Леночка, заразилась сама.

Поскольку она жила в Кривом переулке в одном дворе с бабушкой Аней, то каждый наш поход туда сопровождался получасовой инструкцией мамы о том, что бы я в квартиру тети Нади я не входил, а если и вошел, то, чтобы ничего не трогал, сразу же у бабушки вымыл руки…

Нельзя сказать, чтобы я действительно понимал, насколько это серьезно, но их внешний вид, худоба невольно вызывали чувство сострадания. Впоследствии, когда они ушли из жизни, я с удивлением узнал, что в 1943 году полк отца и полк, в котором служил дядя Валя, входили в состав одной дивизии 202-й авиационной бомбардировочной дивизии. По-моему об этом они даже не знали, так как при встречах никогда о войне не вспоминали.

Как я понял из его рассказа, туберкулез он подхватил в самом конце войны, когда в процессе какого-то контрнаступления весной 1945 года немцы загнали их в Дунай. Тогда он сильно простыл, ну а делее – туберкулез.

Не знаю почему, но выйдя замуж, Надежда отказалась поменять фамилию и стать Борцовой.

Вероятно, с неё началась печальная традиция, когда мои близкие родственники уходили из жизни, а их квартиры уходили неизвестно куда, а мне доставались семейные альбомы, документы, ордена, книги…

Тоже самое было и по линии родных мамы. В значительной степени все это было предопределено жесткой позицией отца, который терпеть не мог «никаких махинаций». Поскольку все упиралось в прописку, квартира за квартирой уплывали государству.