Крымские тетради

Я начинаю горячо говорить о том, что мы обязаны создать штаб, а перво-наперво связаться с отрядами. Делюсь впечатлениями о «Чучеле», о боях, о которых я узнал в лесном домике. Командир слушает, но не так, как бы мне хотелось. И я умолкаю. Он шурует кизиловой палочкой костер, раздувает застывающие угли — поднимается небольшой столб искр, но тут же гаснет.

Наконец Иван Максимович довольно четко мне предлагает:

— Ты начальник штаба — вот и налаживай службу! — Он вытягивается на дубовых жердях; вместо матраса — пахучее сено.

Утром я нашел его на горке, под сосной. Прислонившись к стволу, к чему-то прислушивался, прикладывая согнутую ладонь то к одному уху, то к другому.

— И ты послушай! — предлагает мне.

Слушаю: шумит вода, где-то далеко татакает одинокий пулемет, а за горами на западе глухо урчит фронт.

Звуки не настораживают, они уже привычные.

Что же хочет услышать Иван Максимович? Он слишком уж обеспокоен, спрошу-ка напрямик:

— Случилось еще что, Иван Максимович?

— Беда случилась, начштаба! Четвертые сутки жду своего помощника по хозчасти, а его нет — как сквозь землю провалился! Понимаешь, боюсь, что к немцам подался.

— Кто он?

— Один из коушанских.

— Верный человек?

— Знаю я его лет двадцать, и вроде был наш. Ведь теперь ничего не поймешь, все пошло кувырком.

— Он знает базы, стоянки отрядов? — Тревога подкрадывается под самый дых.

— Он знает всё!

Подробно расспрашиваю о беженце и, к своему ужасу, узнаю, что он в двадцатых годах помогал то мокроусовцам, то отрядам буржуазных националистов. Колеблющаяся личность — от таких проку не жди!

Предлагаю принять немедленные меры, и на первый случай сегодня, сейчас же убрать штаб. Но Бортников против:

— Зачем мы ему? Базы — другое дело.

— Так давайте базы перепрятывать!

— Голыми руками? В каждой по двадцать тонн продуктов…

Когда валится стена, то валится все, что бывает на ней.

Прибежали связные из Бахчисарайского отряда. Уж по одному их виду было ясно: несут страшную весть. Командир отряда убит, базы разграблены! Предал полицай!

Бортников схватился за сердце и привалился к дереву. Мы унесли его в шалаш, стали отхаживать. Бортников ослабел, но меня не задерживал, и уже через час я шагал по новым для меня тропам.

Бахчисарайский отряд, его люди вошли в меня, как входит в человека что-то крайне ему нужное в самый критический момент. Навалившееся на нас несчастье чуть не раздавило меня. Я шел по крутой тропе на Мулгу, где стояли бахчисарайцы, и мне было безразлично: дойду до цели или нет, обстреляют меня немецкие охранники или нет. Я и сейчас эти минуты жизни не признаю за малодушие, но меня как человека можно понять: слишком уж много бед сразу навалилось.

Бахчисарайский отряд, его командир Михаил Андреевич Македонский, комиссар Василий Ильич Черный, рядовые партизаны как-то сумели убедить меня, что даже в отчаянные минуты человек обязан надеяться. Как будто тупик, впереди бетонная стена, но и ее можно пробить. И надо пробивать!

Об этих днях, о боевом марше бахчисарайцев я расскажу в третьей тетради. Они для меня особая статья, и я хочу им отвести в своей летописи самостоятельное место.

Через неделю я вернулся к Бортникову и знал, что мне надо делать. А пока стал готовить срочный удар по Коушу; цель — захватить предателя, изъять партизанские продукты.

Даже ошибочное действие лучше правильного бездействия — не мною сказано. Наш небольшой штаб пришел в движение. Мы разослали связных по отрядам, потребовали срочного доклада командиров о начале боевых ударов по немецким тылам.

В разгар подготовки к нам ввалились севастопольские связные во главе с неутомимым Азаряном. Он шумно вошел в штабной шалаш:

— Кто меня угостит карским шашлыком?

— А партизанского не хочешь?

Я наколол на штык кусок оленины и сунул в жаркий, но бездымный очаг. Запахом паленого мяса заполнился весь шалаш, у гостя раздулись ноздри.

— От такого шашлыка будешь живой, но худой. Жарь, механик, рюмка спирта за мной!

Азарян балагурит, видать, по привычке, но вид у него совсем не тот, что раньше: под глазами круги-отметины, усики не так тщательно подстрижены, и загривок свалян, — видать, давно не мыт. Насколько я знаю, аккуратность винодел любил, даже почитал.

— Трудно у вас?

— А у тебя рай, да? Слушай, механик. Человек имеет в кармане партийный билет, да? Почетный человек, ему, подлецу, верят, сажают за стол рядом с товарищем Красниковым, а? И что делает он, скажи?.. И ты…

— Стой! — резко обрываю я Азаряна. Знаю, что скажет. Спазмы сдавливают дыханье.

Ибраимов! Тот знаток леса, что нам про «кызыл» байку рассказывал. Удрал!

Нельзя дальше следовать за событиями, надо действовать, действовать. И вот первый шаг: изъять из Коуша предателя, собрать награбленные продукты. Я срочно выхожу в Акшеихский отряд.

9