язно, сам понимаешь. Бабки, паспорт. Угостил я их для порядку коньячком из бара. Свой-
то в номере зашкерил – всё надеялся тебе хоть полбанки довезти. Потом пошло-поехало.
Единственно, что помню – когда в номер уже втроём щемились – успел горничной отдать
документы, билеты и бабло. И снова напомнил ей про мой подъём в четыре утра.
- Так ты с двумя тётками скакал всю ночь?
- Ну, типа того. Меня и будить не пришлось. В четыре утра мы ещё с этими матрёшками в
карты на одевание уже играли.
- На одевание?
- Ну да. Это когда обратный процесс идёт. Эротическая штучка, кстати.
Розов с уважением глянул на друга:
- Блин, ну ты, терминатор, даёшь! И что – сразу в самолёт?
Карытин улыбнулся:
-Слушай дальше. Распрощались мы с девицами. Денег они с меня не взяли – говорят, что
у них, типа, выходной был. И все наши потехи - как бы для души.
Бреду я на посадку никакой. Чувствую - это даже не похмел у меня. Просто я ещё бухой в
хлам. А тут на паспортном контроле как примахалась ко мне жирнющая, как свыня перед
пасхой, прапорщица из погранвойск. Типа, это не ваше рыло на визе – и всё тут. И вообще
35
залупилась – кто, мол, таким бомжам кривым визы в Америку выдаёт? Злющая такая
баба. Пошла с моим паспортом куда-то. Ну, думаю – звиздец. Отлетал своё, сталинский
сокол…
Вернулась она минут через пять с лейтенантиком помятым каким-то. Но тот, по-моему,
круче меня страдал от последствий дурман-воды. Стоит, пошатывается как облучённый.
Сказать ничего не может. Ни он мне, ни я ему. Наконец он кое-как из себя выдавил:
- Ещё есть какие-нибудь документы, кроме загранпаспорта? – и отвернулся. Видать само-
му стыдно стало за сивуху, которую он отключал без меры накануне. Вонища от него -
мама дорогая! Даже я, даром что тоже ещё бухой, всё равно почувствовал.
Я малёхо приосанился и прочувственно так говорю ему:
- Вот права мои и общегражданский паспорт, товарищ лейтенант.
И протягиваю ему все мои доказательства, что я, типа, не бомж, и всё такое. Лейтенанта
при этом качнуло немного назад. Он поморщился, и еле выдавил из себя:
- Нормально всё вроде. Чего эта бля…Ох, ё… Эта военная на вас взъелась? – и почувство-
вав во мне родственную душу, наклонился и шепнул: – Видать не мнёт никто такую стра-
холюдину!
Вслух же довольно внятно произнёс:
-Все в порядке, господин Карытин – прошу на посадку!
И пошёл я в накопитель, сам не свой. Начался у меня отходняк далеко недетский. Еле за-
брался в этот грёбанный самолёт. До Амстердама лететь два часа. Да там в аэропорту топ-
таться часов пять, пока на Бостон дилижанс подадут. Да в нём ещё…Охо-хо-хо… Как
представил я себе это всё – ужаснулся. Ещё не взлетели, и я попытался закемарить. Какой
там! Моими соседями по креслам оказались два мужичка. Юркий такой старичок профес-
сор-зоолог с ассистентом, лицо которого было изрядно помято непомерными возлияния-
ми. Они в Брюссель на какую-то свою гадючью конференцию летели.
Представь, Димыч - на шару у них всё. Билеты, визы, проживание и прочая карусель. Но,
как быстро выяснилось, они были тёртыми учёными – ничего не скажешь. Еще и самолёт
не шелохнулся – они уже из дипломата ноль семьдесят пять «Перцовой на меду» тянут-
потянут. И вытянули! Кстати, напомню тебе: время – семь утра. И один так вежливо мне:
- Доброе утро, коллега. Далеко летите?
Я еле выдавил из себя:
- В Бостон.
А у самого уже одышка и испарина холодная пошла после весёлой ночки.
А старичок сочувственно, как бы с сожалением, гнёт своё:
- Да, неблизкий путь. Судя по всему – вам необходим небольшой допинг. А то рискуете не
долететь, милейший…
Потом, как выяснилось, не в кайф им вдвоём квасить. Без третьего участника старые
монстры науки грустят. Не привыкли. Да и между собой у них какой разговор? Знакомы
они уже полвека, а тут, можно сказать, новое лицо. И как дали мы по полстакашика горил-
ки с жевачкой «Орбит» на закусь. Забазарили. То-сё. Лихие старикашки. Из-за границ не
выползают. В Америке оба раз по пять побывали. Но самое прикольное – только взлетели,
они тут же свой пузырь обратно затолкали в дипломат. И стали вдвоём лихорадочно на-
жимать кнопки вызова стюардессы.
Как только прискакала эта румяная девка, они строго затребовали себе и мне по двойно-
му вискарю. На шару, понятно – зачем свой продукт переводить. Продуманные со всех
сторон кексы. С такими за нашу науку можно не беспокоиться.
В Амстердаме я с ними распрощался. А сам просто помираю. Шатает меня во все сторо-
ны как на палубе, в глазах круги жёлто-синие. Полный стрём, короче. Сунула мне на про-
щанье смугленькая шоколадка, в форме стюардессы, какой-то левый обрывок бумаги, за-
место моего багажа. И написала на нём номер экзита, по-нашему, выхода, какой мне надо
искать.
После долгих шатаний по многочисленным эскалаторам, я, таки, нашёл себе укромное
местечко возле туалета – и вырубился. А надо сказать тебе, что Амстердамский аэропорт
– самый крупный в Европе. И сброду там всякого не счесть. И все спокойно спят, орут и
36
тусуются где придётся. И бизнесмены, и супермены и всякая накипь рода человечьего. Ну
и я под шумок отрубился.