Крымский Джокер

Просыпаюсь как солдат - ровно через четыре часа. Во рту – гавнищем намазано. Башка

как под прессом побывала. Только вискарь вспомнил - сразу стошнило меня – еле успел

до туалета добежать.

Как я блевал, Димон! Какой-то зеленью с кусками вчерашней курицы. Потом просто

желчью. Слёзы из глаз бегут. Сопли из носа. Задыхаюсь наглушняк! Тут слышу: кто-то

вякает по матюгальнику, типа:

-Бла-бла-бла - Бостон!

Пора значит. Ну я кое-как умылся, смочил волосы водой и порулил к двадцать первому

выходу секции «А». Полегчало мне неслабо после блёва.

Стал в очередь огромную. И увидел через огромные стёкла наш самолёт. Вот это махина!

Сначала даже не поверил, что это для людей. Думал, может, транспортник какой. Ещё

подумалось – да как же он взлетит?

- Мой дед говорит, что эти самолёты демоны на своих плечах носят, – задумчиво произнёс

Димон.

- Во-во. Похоже. Я тоже подумал о каком-то подобном фокусе. Но сейчас не об этом.

Стою, значит, я – и подходит моя очередь побакланить с агентом безопасности. После

одиннадцатого сентября такой закон ввели на трансатлантических перевозках. Стал он

мне заряжать что-то по-английски. Но я не втыкаю ни бельмеса. Тогда вызвал он ка-

кого-то педика-толмача. Тот югославом оказался. И более ли менее сносно стал пытать

меня, как я вёз свой багаж в аэропорт. Всё время ли он был в поле моего зрения. Не при-

нимал ли я подарки или передачи от незнакомых мне людей. И прочую стандартную

муру. А меня тут снова замутило. Но уже, правда, без фанатизма. Отбился я кое-как от

этих пустобрехов – и забрался в эту громадину. Соседкой моей оказалось страшилище

женского пола с обожженной рожей. Третье кресло пустовало.

Не передать тебе, что я испытал, пока всё это стадо, рассаживалось, снимало шмотки,

запихивало всю эту багажную муть в верхние ящики. Квохчут что-то на своём. Пересмеи-

ваются, волки заморские… А тут человек практически сдыхает.

Половина этих солидных гадов поснимали башмаки и остались в одних портянках. С но-

гами забрались на пустые сиденья. Устроились по-взрослому. Как-будто здесь остаток

жизни провести собрались. А я помираю конкретно….

-Это тебе наказание за выжратый чужой коньяк, – назидательно заметил Дима.

- Ну, может быть, не спорю. Короче, взлетели мы кое-как. Я тут же ловлю первую попав-

шуюся стюардессу. Не зря же ридна украинська профессура мне попалась в попутчики –

обучили нужной фразе. Говорю, и показываю жестом на всякий случай:

- Дабл дринк, плиз….

Что-то она мне протарахтела в ответ совсем уж непонятное. Я по жестикуляции этой ведь-

мы догадался, что надо ждать, пока эти пидары-пилоты высоту наберут, потом пока она у

них у всех отсосёт, потом пока они отсосут друг у друга…. Короче, чувствую - хана мне.

Уже мысленно к твоей подарочной водке подбираюсь. Вздохнул я поглубже и из послед-

них сил приподнялся. Поймав эту нацистку в униформе в конце салона, я жалобно, как но-

ворожденный барашек проблеял:

-Пли-и-и-из….

Что-то дрогнуло в её арийских беспощадных глазах. Я сменил тональность, и голосом ры-

жей пробляди из «Пятого элемента» зашёл на третий вираж:

- Хе-е-лп….. Пли-и-из…

Она, видно услышав что-то знакомое, улыбнулась, кивнула седой гривой и быстренько

куда-то свалила. Но довольно скоро вернулась со стаканом и двумя маленькими бутылоч-

ками и баночкой.

В бутылочках оказался довольно неплохой джин. В баночке – тоник. Я всё это быстрень-

ко смешал – и шарахнул. И вот тут меня попустило конкретно. И немедленно накатил на

меня остаток вчерашнего счастья. Опять все окружающие показались мне милыми и захо-

телось делать добро. Первое добро, которое я сделал – это заставил свою соседку-амери-

37

канку со страшными шрамами на лице, которая летела домой из Африки, слушать свой

плэйер с диском группы «Аукцыон». В частности, композицию «Остановите самолёт – я

слезу!».

На третьем прокруте этой мелодии она сдалась – улыбнулась мне улыбкой Квазимодо,

вежливо отстранила наушники и отодвинулась от меня подальше на пустое кресло. Вто-

рое моё доброе дело – я решил, что нечего старушке-стюардессе лишний раз сбивать свои

кривые варикозные ноги, чтобы тащить мне очередную порцию бухла, и сам настиг её в

предбаннике, где стюарды в это время раскладывали жратву. И снова затянул свою во-

лынку:

-Пл-и-из…..

В этот раз она уже не улыбалась. Молча, с хмурым видом, прям как врач – нарколог вы-

дала положенную дозу. Не улыбалась она, когда я отловил её в третий раз уже в другом

салоне. Эта старая карга (и кто их берёт в таком возрасте в стюардессы?), скрепя сердце,

вручила мне малюсенькую бутылочку красного сухого и подвела меня к моему месту.

- Вэ ё хоум, сэр? – спросила она строго. Но мне было не до диалога - я возился с золоти-

стой крышкой сухаря.

- Декларэйшн, андестенд? – протянула она мне бланк декларации.

- Йа…знаю, – что-то промямлил я в ответ, и жадно припал к сухарю.

Димон на этом месте рассказа встрепенулся:

- Я ж тебе, падла, писал, что декларацию надо в самолёте заполнять. И образец даже тебе

выслал заполненный!

Витёк махнул на него рукой:

- Погоди – дойдём и до твоего образца. Из-за него то весь сыр-бор в конце и произошёл.

Потерпи – осталось немного.