Читаем Крымское ханство в XVIII веке полностью

После этого, вступив в фактическое осуществление своей ханской власти, Шагин-Герай занялся «распоряжениями о внутреннем своей земли устройстве», как об этом рапортовал Прозоровский Румянцеву. Распоряжения эти состояли в назначении «хорошего содержания новоизбранным чиновникам» и в добыче денег на покрытие этих расходов посредством отдачи на откуп соли и всех пошлинных сборов Кафы, Гёзлеве и Перекопа и всеобщего со всех жителей десятинного налога, учрежденного по примеру Крым-Герай-хана. Князь Прозоровский «на таковое изрядное», по его мнению, «учреждение с удовольствием глядел», и ему в голову не приходило, что изрядные на взгляд постороннего человека учреждения могут быть весьма неизрядными для тех, кого они непосредственно касаются. А оно так и было в настоящем случае. Жадный Шагин-Герай раньше «неотступно выпрашивал» денег у Прозоровского, а теперь у него была своя рука владыка, и он не замедлил, конечно, воспользоваться материальными выгодами своего нового положения. Деньги ему нужны были на разные затеи, которыми он хотел придать внешний лоск своему властвованию. Так, ему зачем-то понадобилось немедленно строить близ Бакче-Сарая на горе новый дворец, для чего он выписал из России потребных каменщиков. Сверх того, как доносил сам Прозоровский, Шагин-Герай «полагает сделать и крепостцу близ Бакче-Сарая на горе, с построением в ней казарм и заготовлением магазинов для войска, куда он, мыслить должно, в случае тревоги и ретироваться со своей гвардией намерен». Прозоровский в своем рапорте одобрительно отзывается и об этом строительном намерении Шагин-Герая. Кроме того, Шагин-Герай просил через переводчика Константинова прислать ему мастеров для отливки пушек и делания лафетов и разрешить ему купить в Туле для своих бешлеев (гвардии) ружья, сабли, пистолеты и пики.

С другой стороны, Прозоровский и раньше был недоволен тем, что Шагин-Герай «очень поспешно хочет все сделать»; теперь, по водворении Шагин-Герая на ханстве, ближе присмотревшись к нему как самостоятельному правителю, он начинает уже совсем нелестно его аттестовать. «Стараюсь я, — рапортовал он Румянцеву, — всякими способами разведывать мысли здешнего народа о государе их Шагин-Гирей-хане… слышу от многих немалое негодование о предприятиях новых и уму их непостижимых, яко то: заведение многих строений, мощение камнем в Бакче-Сарае улиц и наипаче на сих днях опубликованного указа о строжайшей отдаче всех российских беглых и представления ему пленных и об уравнении греков и армян его области в податях и прочих преимуществах с магометанами. Первые вещи почитают они себе за чрезвычайное отягощение, а последнее за наичувствительную обиду и к роду своему презрение, чрез что и возрастает между народом молва и роптание, а между чиновниками неудовольствие и огорчение, ибо они весьма малый к нему приступ имеют, даже самый первейший между ними человек, везирь его Абдувели-ага, живя с прочими заседателями Дивана в Бакче-Сарае, с нуждою через две или три недели удостаивается его видеть и говорить». Это было в июне 1777 года, а в октябре уже разразился упомянутый бунт, вспыхнувший сначала в Бакче-Сарае и вскоре охвативший весь полуостров.

В рапорте от 11 октября Прозоровский так описывает начало возмущения. Шагин-Герай-хан ездил «для осмотру Балаклавы и прочих примечательных в той стороне старинных развалин». Возвратившись 2-го числа, он остановился близ Бакче-Сарая в деревне Челеби-Джеслау, где произвел учение набранному войску. Уже во время этого учения замечалось какое-то недовольство; а через три дня поутру, около 10 часов, в стане произошла суматоха, шум, беготня; послышались оружейные выстрелы. Ханский конвой стал под ружье и сел на коней; посланные ханом вернулись, ничего толком не узнавши. После того мятежники двинулись к реке Альме; а «взбунтовавшееся войско взяло путь серединой Крыма по направлению к Перекопу, рассеивая по деревням всякие непристойные слухи как против хана, так и всех чиновников»; хан же отправил к Прозоровскому чиновника, прося прислать к нему роту гренадер с пушкой. Вслед за тем Прозоровский был извещен, что и в горах, в Ускюте и прочих местах начинает «чернь бунтоваться и вооруженными немалыми скопищами собирается». Посланный им туда князь Волконский[149] прислал письмо, «в котором точная изъяснена причина сего возрастающего час от часа бунту». Оказалось, что ближайшей причиной мятежа была солдатчина, затеянная ханом. Набрав 2000 человек для конницы и 1000 для пехоты, Шагин-Герай определил к ним молодых мурз, которые начали муштровать новобранцев на русский, должно быть, лад с тычками и зуботрещинами. Оттого и немудрено, что те, испугавшись муштры, толпами бросились бежать в степи и на вопрос, зачем они туда бегут, отвечали: «Хотя бы весь Крым остался пуст, но мы никогда не согласимся к регулярной службе, в которую нас хан набирать стал».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее