Крымское ханство XIII—XV вв.

Относительно происхождения слова торэ существуют различные мнения. Катрмер говорит, что слово монгольского происхождения, или, скорее, тюркского, и что его не следует смешивать с подобозвучным словом, употребляемым арабами для названия пятикнижия Моисеева [861]. Равным образом он предостерегает от смешения этого слова с одинаковым по начертанию тюркским же словом которое значит «князь, или глава» [862]. Но в словарях обыкновенно не замечается вышеуказанного различия. В киргизском, например, слово торэзначит «султан» и «судебный приговор, решение» [863]. Ахмед-Вефык объясняет значение слова такими синонимами (см. текст оригинала) [864]. А Вамбери, кроме означенного отождествления, еще допускает тожество слова торэ с турецким тугра— названием султанского шифра, который мы видим в начале султанских грамот, на монетах, орденских знаках и т.п. [865]. Но Ахмед-Вефык турецкое тугра— ставит в связь с персидским словом, которое, по его толкованию, значит «сокол с распростертыми крыльями, род большого и сильного сокола, или орла» [866]; у Вуллерса: Genus avis venaticae [867]. Но когда именно образовалось слово с изъясненным у Ахмед-Вефыка значением, и точно ли оно имеет или имело когда-нибудь какое-либо соотношение с татарским, на это не имеется несомненных данных в существующих памятниках. В одной грамоте Шагроха, писанной в 818 = 1415 г. к турецкому султану Мухаммеду I (1413—1421), есть выражение: «по правилу торэ османской» [868], но это не более как стилистический оборот канцелярского свойства и поставлено лишь для соответствия с другой фразой: «по требованию торы ильханской», и притом составитель шагроховой грамоты в употреблении терминов сообразовался с официальным словарем страны своего государя, а не с османской терминологией, тем более что грамота-то писана по-персидски.

Нужно заметить, впрочем, что слово торэ существует и в манджур-ском языке в форме дордтакже с значением «закон, долг, правило, обычай» и т.п. [869]. Наконец синологи не без некоторого основания указывают на китайское даор— «дорога, путь, закон», как на первооснову слова торэ,получившего особенную популярность у народов тюркских, многое позаимствовавших из Небесной Империи, относящееся к государственному строю и гражданским порядкам. Наконец нельзя совершенно игнорировать и звуковой близости слова торэ с еврейским названием пятикнижия Моисеева. Было бы рискованно теперь усматривать какую-либо связь или преемственность между двумя законоположениями разных по крови и религии народностей; но усвоение народом чужого термина с новым значением также не представляет ничего диковинного: взяли же турки османские от греков слово Kavcov и употребляют его в том самом значении, какое имело у татар слово торэ. Подобное заимствование можно подозревать и в рассматриваемом нами случае. К такому подозрению дает повод то, что в тех местах, где властвовали татары, некогда было большое царство хазар, исповедовавших закон Моисея. Последние археологические открытия в Семиреченской области свидетельствуют о принадлежности некоторых тюркских племен к христианско-несторианскому исповеданию веры еще до времен Чингиз-хана. Но все это пока может быть отнесено лишь к числу догадок, нуждающихся в других более прочных и положительных данных для того, чтобы стать убедительными в своем правдоподобии.

Каково бы ни было этимологическое образование слова торэ, важно заметить, что оно было именем неписаных обычаев, имевших для татар силу и обязательность закона в делах государственного свойства, как, например, в преемственности власти, и в бытовых отношениях частных лиц, например в судебных тяжбах. Будучи противополагаема своду писанных мусульманских законов, шариату, старо-тюркская торэ именно уважалась лишь дотоле, пока еще жив и силен был дух татарского населения Крымского ханства, и поневоле все вытеснялась шариатом, от усиленного влияния соприкосновения крымцев со стамбульцами со времени утверждения турецкого верховенства над ханством.

При отсутствии признанного кодекса законов, определявшего правовые отношения в границах владычества династии Гераев, мы можем составить себе понятие об этих отношениях лишь по отрывочным указаниям, которые встречаются на этот счет у турецко-татарских историков и иных писателей, и притом по указаниям, относящимся к разным эпохам. По ним же мы можем иногда судить, как изменялось значение тех основоположений, которые прежде имели силу законов, но по обстоятельствам утратили ее.