Крымское ханство XIII–XV вв.

Одно, что представляет затруднение в этом договоре, это – имя татарского уполномоченного, который, заключая договор от лица непоименованного в акте хана, титулуется правителем Солхата, поставившим на вид свое официальное положение для придания договору большого значения. В одной редакции итальянского перевода договорного акта он называется то Jhancasius, то Jharcasso segno, то lo segno Zicho, а в другой редакции вместо всех приведенных вариантов стоит одна форма: Ellias fiio de Jnach Colloloboga. Соображения ученых по поводу такой разницы пока не привели ни к каким окончательным выводами Сильвестр де-Саси, впервые издавший в свет договор, полагает, что солхатский наместник является в договоре то под собственным своим именем «Jharcasso», то с одним титулом «lo Zicho», т. е. «шейх»[418]. Что наместник ханский мог носить благочестивый титул шейха, это весьма возможно, как показывают другие примеры, и потому мнение на этот счет Сильвестра де-Саси весьма правдоподобно. Поэтому сомнительно, чтобы слова «lo Zicho segno» представляли своеобразный перевод имени «Jharcasso segno», как думает г. Брун[419], имея, конечно, в виду то, что черкесы у средневековых писателей назывались зихами, или джихами[420]; сомнительно потому еще, что формы «Jhrcasso» и «Ellias» обнаруживают некоторое, хоть и не очень близкое, сходство как в звукосочетании, так и в начертании, и нельзя категорически утверждать, что первая из них предпочтительнее, и что она есть только транскрипция имени «черкас», или «черкес». Г. Гейд также отвергает мнение г. Бруна и предпочитает взгляд Сильвестра де-Саси в понимании спорных терминов, ввиду сомнения касательно тождества обеих редакций договора. Сомнение это возникает вследствие того, что в одной редакции договора нет подписи солхатского наместника, и в ней помечен месяц шабан, соответствующий 28 ноября 1380 года; другая же редакция имеет подпись Элиас-бея и помечена месяцем зи-ль-каедэ, который падает на 23 февраля следующего 1381 года. Отсюда г. Гейд полагает, что договор с Черкес-шейхом не успел состояться в 1380 году, а заключен уже в следующем 1381 году и притом уже с другим ханским наместником, по имени Элиас, сын Кутлу-Буги[421]. Г. Десииони думает, что одна редакция, та именно, которая без подписи, есть только проект договора; другая же, подписанная, есть самый акт договора[422]. Г. Брун видит тут просто ошибку, хотя и не объясняет, в чем именно состоит она[423]. На наш взгляд, г. Гейд ближе всех к истине, за исключением только предположения его о двух солхатских правителях: нам кажется, что тут одно и то же лицо в обоих документах, Элиас-бей, имя которого упоминается позднее в договоре 1387 года, и опять в искаженной форме – Allias[424]; как-то странно, чтобы форма договоров буквально была одинаковая, а договаривающиеся лица были разные. Действительно, переговоры татар с генуэзцами могли возобновляться несколько раз при тогдашних смутных обстоятельствах. Эта множественность следовавших друг за другом договоров указывает на поспешность, с какою и клевреты Токтамыша, гнавшиеся за бежавшим Мамаем, и генуэзцы добивались каждый своих ближайших целей, и в то же время свидетельствует о взаимной неуверенности обеих сторон в точном исполнении поставленных ими друг другу обязательств. Может быть, именно замедление выдачи генуэзцами Мамая и было причиною того, что окончательная ратификация договора наместником Токтамыша последовала спустя несколько месяцев после заключения самого договора, когда уже стало известно, что главнейшее условие этого договора – умерщвление ханского противника, нашедшего себе убежище за стенами крепости франков, Мамая, приведено в исполнение.

В довершение всех соображений насчет личности солхатского правителя, неясно названного в договоре 1380 года, г. Брун строит еще одну конъектуру на случай, если бы подтвердилось существование не одного, а двух разных договоров. Он предлагает в главном участнике договора 1380 г. с татарской стороны видеть сына хана Джаны-бека, Черкес-бека, который был некоторое время номинальным ханом в Орде, а потом, «по низвержении его с престола, спасся в Крым и там удержался до падения Мамая». На это можно заметить, что Черкес-шейх, или, по г. Бруну, Черкес-бек, очень ясно и определенно титулуется в договоре только «солхатским синьором», командированным со стороны какого-то императора, который не назван по имени; а такой случай, чтобы верховный владетель целой империи, хан, хотя бы даже и номинальный, потом фигурировал в роли простого чиновника при другом хане, не находит себе подтверждения в аналогических примерах татарской истории[425].