Крымское ханство XIII–XV вв.

«Нур-Адиль сказал: О, почтеннейшие!
Я явился на свет в пятницу!
Я, открыв глаза, увидал ночь-кадр,
Я, раскрыл рот, изрек: Ля Иляг илля-л-Лав!
Я и книги читал все арабские;

Я все то говорил, что ученые.
Я родился важнее отца своего.
Я служил сорок дней двум святым – Хызру, Илье.
Токтамыш хоть и сын Туйгучжи
Из Чингизова рода – что ж из этого?
Я ж потомок Коджа-Ахмеда Туркестанского,

Всем известного святого отца».

Затем следует другой в том же роде панегирик Нур-Адиля собственным доблестям:

«Я мирза, дом которого базар, и который берет
дань со множества народа;
Я мирза, который княжит, сидя на коне, подобном

Бораку», и т. д.[525].

В этих преданиях сохранилась народная память о нескончаемой вражде между потомками Токтамыша и Идики, причем выставляются на вид родовые права одних и прославляются доблести других, хотя в исторической действительности перевес остался за первыми.

Распрей Идики с сыном своим воспользовался старший сын Токтамыша, Джелал-эд-Дин, успев вытеснить Тимура, обратившегося в бегство пред превосходящей силой противника. Про этого Джелал-эд-Дина Ибн Арабшах говорит, что он по смерти отца ушел с братом своим Керим-бирды в Россию[526]. Затем, перечисляя ханов, креатур Идики до Тимур-хана, который первый возвысил голос против самоуправства временщика, тот же арабский историк смутно намекает на какое-то величие власти Джелал-эд-Дин-хана. «В его (Тимур-хана) время, – повествует Ибн-Арабшах в свойственном ему высокопарном тоне, – расстроились дела; он не вручил своих бразд эмиру Идику, сказав: “нет за ним ни славы, ни почета; я передовой баран (т. е. глава), которому повинуются, как же я стану подчиняться (другому)? я бык (т. е. вождь), за которым следуют, так как же я сам пойду за другим?” Возник между ними обоими разлад, появилось со стороны ненавистников скрытое лицемерие, пошли бедствия и несчастия, войны и враждебные действия. В то самое время, когда сгущались мраки междоусобиц и перепутывались звезды бедствий между обеими партиями в сумраках Дештских, вдруг, в полном величии (собств. в полнолунии) власти Джелалиевой, появился (один) из блестящих потомков Токтамышевых и поднялся, выступая из стран Русских. Произошло это событие в течение 814 = 1411–1412 года.

Обострились дела, усложнились бедствия и ослабело значение Идику. Тимур-хан был убит, и продолжались смуты да раздоры между царями владений Кыпчацких, пока (наконец) Идику, раненный, потонув, не умер»[527].

Надо полагать, что храбрый сын Токтамыша покинул Орду с большой толпой татар, да кроме того умел в случае надобности привлечь и других татар на свою сторону, и если в отсутствие Идики, осаждавшего Москву в 1406 году, «приобрел поборники себе, и прииде изгоном на Орду и едва не полонил оставшегося дома хана»[528]

. А когда в 1410 году возгорелась война короля Ягайла с тевтонцами, то в многочисленном войске Витовта находилось 30 000 союзных татар, опять под начальством Джелал-эд-Дина, которого русские летописцы называют Зеледи, Зеди и Зелени-салтаном, а польские историки преобразили в Салядина и даже в Тохта мирза-Антона[529]. Последнее обстоятельство особенно замечательно: Джелал-эд-Дин, предводительствуя преданными ему татарами и сражаясь в рядах Витовта на правах союзника, в свою очередь имел право рассчитывать на подобную же взаимную услугу со стороны Витовта, который не переставал все время вмешиваться в дела татар, поддерживая и подкрепляя детей Токтамыша, и, несомненно, оказал сильное содействие Джелал-эд-Дину в достижении им ханской власти в Орде[530], что случилось в 1412 году. Энергичный Джелал-эд-Дин тотчас же по вступлении на ханство поспешил дать знать чрез нарочитых послов везде о своем воцарении; в наших летописях о нем замечено: «Тое жь зимы (в 1412 г.) сяде Зелени-Салтан на Царстве, а Едигея прогна… Того же лета от Зелени-Салтана прииде во Тферь посол лют, зовя с собою Вел. Кн. Ивана Михайловича в Орду»[531]…