Крымское зарево

Сонные молодые люди забегали, принялись натягивать форму, торопливо приводить себя в порядок. Построиться они не успели, на полянке показался майор, и не один. За ним плелась женщина лет сорока, с растрепанными волосами. Ее одежда и обувь были покрыты слоем грязи, и все же ничего не могло скрыть нашивку СС на рукаве — две серебристые молнии на черном фоне. При виде пленной у членов разведгруппы окаменели лица, бойцы настороженно уставились на женщину. А та сжалась в комок, жалобно повторяя:

— Nicht meine Schuld, es ist ein fehler [1].

Особист вытолкнул ее перед строем разведчиков:

— Была задержана при освобождении концентрационного лагеря, утверждает, что невиновна. Нужно провести допрос пленной. Добровольцы?

Бойцы в строю отводили глаза, никто не хотел выполнять приказ. Они уже понимали, что придется быть безжалостным, применить пытки, чтобы заставить пленную сказать правду.

Майор уже было остановился напротив Зинчука, как вдруг из строя шагнул Подбелец, среднего роста парень. Худощавая фигура, крепкие руки с широкими крестьянскими ладонями, ежик волос, лицо с широким подбородком. Только по отсутствию щетины на лице и слишком тонкой шее можно было понять, что боец совсем еще юный.

— Рядовой Подбелец. Разрешите мне, товарищ командир. Немецким владею.

Шубин кивнул в ответ, давая согласие.

Подбелец, не глядя в глаза женщине, спросил на немецком:

— Вы работали в концентрационном лагере?

Та отрицательно замотала головой:

— Нет, это ошибка! Меня оболгали!

— Тогда почему на вас форма СС?

— Я просто надела ее, мне было холодно. Я не служила в СС!

— Тогда что вы делали в концентрационном лагере?

Женщина торопливо ответила:

— Я просто работала. Я готовила на кухне еду заключенным. Я помогала им, спасала их от голода. Меня заставили работать, я не хотела. Я против Гитлера.

Парень попросил ее все так же спокойно:

— Покажите ваши руки, поверните их ладонями вверх.

Женщина вытянула грязные ладони вперед, мужские пальцы провели по подушечкам кожи:

— Если вы работали на кухне, то почему у вас нет мозолей?

Глаза у пленной забегали:

— Я… мне поручали легкую работу, я раздавала кашу.

Парень вдруг побледнел, он резко нагнулся и схватил палку, лежащую на земле. Сук взлете вверх и с размаху опустился на ладони женщины, от удара кожа лопнула, кровь брызнула красными каплями на форму разведчика. Пленница закричала и отклонилась назад. Но Подбелец перехватил ее руки и снова ударил по кистям:

— В лагере не кормят кашей заключенных! Ты лжешь! Что ты делала там, отвечай!

— Не надо, не надо.

От боли женщина извивалась, мотала головой. Кровь с рук текла по одежде. Подбелец снова с размаху ударил ее по ладоням, отчего новый фонтан крови брызнул ему на лицо.

— Отвечай! Ты не работала в гестапо? Ты не убивала детей? Ты не пытала заключенных? Ты работала на кухне? Ты готовила для заключенных?

— Да, да, я лишь прислуга! Отпустите, умоляю! — в голос выла женщина.

А разведчик ее словно не слышал, он наносил удар за ударом. Ошметки кожи и мяса летели во все стороны, кровь из ран на руках залила грудь и лицо парня. Он бил без остановки.

— Ты врешь! Заключенным не готовят на кухне! Они едят объедки! Куски засохшего хлеба! Ты лжешь! Ты убивала, ты мучила, ты издевалась над ними!

Наконец пленная завизжала, выгнулась от невыносимых мук и выкрикнула:

— Признаюсь, только не бейте. Признаюсь!

Она упала на окровавленную землю лицом вниз, Подбелец застыл рядом, не выпуская палку из рук. Майор шагнул к заключенной, рывком поднял ее за воротник:

— Говори!

Та тихо прошептала:

— Я служила в СС, была охранницей в концентрационном лагере. В нашем ведении был блок «Д» с русскими детьми.

Боец наклонился к ней и заглянул прямо в глаза:

— Ты убивала детей?

Она кивнула в ответ:

— Нам приказывали это делать.

— Они просили еды, а ты отказывала им?

Женщина не вынесла укора и опустила глаза:

— Нам не давали для них пищи. Они были слишком слабые для работы, поэтому никто не кормил их.

Подбелец сжал подбородок женщины окровавленной рукой, заставил эсэсовку посмотреть ему в глаза:

— Они умерли, эти дети в лагере?

Она затрясла головой, по ее лицу текли слезы:

— Да, но я не убивала их. Они сами умерли. Все.

Парень не выдержал и ударил женщину по лицу со всей силы, отчего она снова рухнула на землю:

— Ты врешь! Ты их убила. Ты виновна в их смерти! Ты издевалась, ты не кормила, ты замучила их до смерти! Ты — убийца!

Каждое слово парень сопровождал ударом. Он бил, не целясь — по голове, по плечам, по спине. Женщина стонала, кричала и пыталась увернуться от града ударов кулаками. Все вокруг замерли, потрясенные ее признанием и озверевшим от ярости рядовым Подбельцом. Первым не выдержал капитан Шубин, он шагнул к парню и перехватил его руку:

— Все, хватит, остановись. Она во всем призналась.

Тот повернул на него лицо, залитое потоками крови. Взгляд, остекленевший от гнева, постепенно начал проясняться.

— Идем, — Глеб потянул парня подальше от полянки. На пути подхватил ведро с водой и крикнул замершим с вытянутыми лицами бойцам: — Разойдись. Грош, в караул!