Крыса и Алиса

— Где? Мужики на бетонке работают. Но она тоже не резиновая. Кто в Москве подрабатывает, но там наших не очень-то жалуют. Рылом не вышли. Тетки — все на птицефабрике. Я тоже там почти десять лет проработала. Знаете, какая там зарплата?

Мы мотнули головами.

— Хм, аж восемь тысяч рублей! — развеселилась Настя. — Мне этих денег хватало, чтобы за свет заплатить, газовый баллон да мешок картошки купить, еще кое-какие продукты и в секонд-хенде прибарахлиться. Но теперь я и там не могу работать. Вот скоро картошка кончится, тогда хоть по миру иди или помирай. Батю жалко, он без меня совсем пропадет. Уж шибко пьющий.

— Так может, подучиться где, профессию какую получить? — предположила я, рискуя навлечь на себя гнев хозяйки.

Она не рассердилась, а посмотрела на меня с сожалением.

— Кто бы отказался?! А денег где взять? Чтобы в Москву ездить, начальный капитал нужен, — пошутила она и улыбнулась. Неожиданно у Насти оказалась очень приятная улыбка, ровные зубы, а опухшие глаза лукаво заискрились.

— Тебе идет, когда ты улыбаешься, — подметила я.

— Знаю. Я люблю посмеяться. Только с каждым годом все меньше хочется, — грустно улыбнулась она.

— Может, тебя бы и взяли где, раз ты не пьешь? — предположил Федор.

— В нашем поселке без водки с ума двинешься. Скучно без водки и грустно. А я вот пить не могу вообще: как родителей своих вспомню, до каких чертей допились, так в горло не льется. Мамка от водки рано померла, сердце схватило с похмелья. И все, привет…

Значит, Настин оптимизм при встрече был напускным. Вовсе не сладко ей живется, и она объективно оценивает происходящее.

— Ты же говорила, что у тебя жизнь ничего, не жалуешься, — напомнила я.

— Так а что толку-то жаловаться? От нытья житуха красками не заблещет.

Настя оказалась приятной девушкой: не глупой, не злой, с чувством юмора, довольно расторопной и одинокой.

— Ладно, понятно. Расскажи о Костровых, — вдруг отрезал Федор. Не ожидала от него такой непоследовательности. Даже жаль Настю. Только разоткровенничалась, а он грубо прервал ее. Она не обиделась, лишь едва заметно вздохнула.

— Я, в общем, уже все рассказала. Плохо они жили. Девчонок жаль, они были красивыми, добрыми и несчастными, а Машуня очень хорошенькая, прям куколка.

— Сестры были похожи? — спросила я.

— Да, Машуня была маленькой копией Кати. Наверное, у них мать была красивая. Я-то ее помню уже спившейся.

— Как произошел пожар? — спросил Федор.

— Не знаю. Я проснулась, когда уже все полыхало. Катька и Маша стояли во дворе. Маша плакала, а Катька молча смотрела. Какие-то вещи и документы она успела вынести. Пока пожарка приехала, в доме все выгорело.

— Почему начался пожар?

— Не знаю. Да и какая теперь разница! Девчонки остались без дома и без родителей. Потом их отправили в интернат. Они приходили ко мне прощаться.

Держись, Настена! — сказала мне Катя, — Учись читать, я тебе письмо напишу! Но так и не написала. Вот и все.

За дверью послышался грохот.

— Блин! Батя проснулся, вы не пугайтесь, он добрый.

Дверь с шумом распахнулась, и показался худой, беззубый, потрепанный мужичок.

— О, какие люди! — радостно произнес отец Насти. — Я сердцем почуял — гуляют тут без меня!

— Батя, это Алиса и…

— Федор, — подсказала я.

— Оччч приятно! А я — Владимир Ильич, — еле выговорил он свое имя, — в честь Ленина, во как!

Федор пожал ему руку. Владимир Ильич выглядел польщенным.

— Айн момент, — сказал он и вышел за дверь.

— Ну, теперь поговорить не удастся… — резюмировала Настя. — Щас разговоры про жизнь начнутся. Потом, может, даже частушки петь начнет. Потом мамку мою вспомнит — плакать будет, потом опять спать пойдет. Он хороший, батя мой, только больно слабохарактерный. У нас первой мать пить начала. Вроде помаленьку, с портвейна. За несколько лет совсем скатилась. Он с ней сначала ругался, а потом и сам пристрастился. А уж когда она померла двенадцать лет назад, ушел в запой да так и не выходил ни разу.

Вернулся Владимир Ильич со стулом и каким-то сорняком в руке.

— Вот, — сказал он довольный, — цветы! Так красивше!

Настя вздохнула, достала из тумбочки пустую бутылку и поставила в нее «цветы».

— Ну че, за знакомство?! — спросил Владимир Ильич и шумно вздохнул.

— Вам нальем, — сказал Федор, — а мы не будем.

— Как так? — удивился Настин отец.

— Я за рулем, Алиса не пьет!

— Как Наська что ли?! — спросил батя.

— Да.

— Тогда понятно! Уважаю! Ну, наливай!

Настя, видимо, настолько прочно зарекомендовала себя непьющей, что это даже не обсуждалось. Какая умница!

Федор налил почти полный стакан водки. Владимир Ильич одобрительно кивнул, трясущимися руками поднес стакан ко рту, оттопырив мизинец, галантно промолвил:

— За дам!

Шумно и с удовольствием выпив до дна, крякнул и понюхал свой рукав. Двумя пальчиками взял кусочек колбаски, быстренько проглотил его и, потерев ладоши, произнес:

— Между первой и второй, как водится…

— То есть еще налить? — уточнил Федор.

— Ну, так положено.

Федор вопросительно посмотрел на Настю. Та расстроенно кивнула. Федор налил еще. И снова все повторилось. Так продолжалось, пока не кончилась бутылка.