Крыса-любовь

Мне стало так хорошо, что я почти забыл про все те житейские неурядицы, которые обычно обдумывал в своих перекурах. Да, я продолжал это грязное притворство, я все еще играл роль моего брата. Вам, наверное, противно, особенно если учесть, что он балансировал на грани жизни и смерти. А мне, думаете, не противно? Еще как. Просто с души воротит.

Многое случилось с тех пор, как я впервые притворился Гордоном, чтобы заплатить за мастерскую, и, поверьте, на той стадии я мечтал выйти из игры. Мечтал от всей души. Но это оказалось не так-то просто, потому что клиентка буквально зациклилась на мне. Я серьезно. Она от меня не отлипала. Названивала мне домой, в любые утренние часы, напрашивалась на бесплатные консультации, планировала встречи на неделю вперед. Ей-богу, даже приревновала к Эрике, моей знакомой немочке, которая иногда забиралась ко мне в постель.

Все это было печально. Увидев Джули в кабинете Гордона, я решил, что она в тихом отчаянии, только и всего. Но ее последний звонок навел меня на мысль, что она перешла черту и вступила в ряды Затраханных Жизнью личностей.

— Послушайте, солнышко, давайте двигаться постепенно, шаг за шагом, — предложил я, когда она попыталась выбить из меня даты наших следующих встреч. — Что за спешка? Мы ведь даже еще не провели второй сеанс!

— У меня под рукой ежедневник. У вас наверняка тоже есть… что-нибудь похожее. Почему бы не запланировать встречу заранее?

— Между прочим, у вас усталый голос, — посетовал я. — Очень усталый.

— Пожалуйста, мистер Стори.

— Гордон. Видите ли, солнышко, я не хочу показаться капризным, но не люблю планировать загодя. Мне нужно, чтобы в жизни оставалась какая-нибудь тайна. Иначе как же вставать по утрам?

— Некоторым помогают будильники.

— Только не мне, солнышко. Меня будит нос. Я считаю, что у каждого дня, как у каждой женщины, есть свой запах. По мне, единственный стоящий день — это тот, который пахнет загадкой. Только в такой день стоит выбираться из кровати.

— А как насчет того, чтобы заплатить за жилье? Ради этого не стоит выбираться из кровати?

Деньги! Что еще может так быстро разнести в клочья поэтический образ? Наслать на вас страх и загубить творческие порывы? Конечно, в ее словах был резон. Деньги развенчивают мнимую свободу. Если бы, например, я мог просто вернуть Джули ее деньги, мне не пришлось бы сегодня днем тащиться в «Pain et Beurre». Я мог бы вообще отказаться от встреч с ней. И не увидел бы больше ни кусочка Джули Тринкер. Конец истории.

Однако с тех пор как Гордон попал в больницу, мой и без того скудный приток наличности от малярно-ремонтных работ совсем иссяк. Вдобавок я не продал ни единой скульптуры за время его комы и оказался на мели. Правда, я был на мели и до болезни Гордона. Надо признаться, что мои произведения не шли нарасхват и в те времена, когда брат был здоров. Но теперь все как-то разом осложнилось, мне то и дело приходилось латать новые дыры.

Вы, наверное, поняли, что я привык перехватывать деньги: одалживать у Питера, чтобы вернуть Полу, и так далее, по цепочке. Но если Патрик, и Полли, и Филип, и Педро начинают хором требовать свою долю — пиши пропало.

Вот как сейчас.

— Алло?

— Это Петуния из Ассоциации взаимопомощи художников.

— Аллё! Моя «Мир лапши». Вы сама приехать или на дом?

— Я звоню Арту Стори, он оставил этот номер. У него счет в нашей организации.

— Плостите. Мисса Столи нету. Моя мисса Пинг. Дайте номер.

— Я оставляла номер вчера.

— Холосо, холосо. Я скажу. Он очень жалко плопустить звонок. Очень жалко.

— Арт? Это ведь вы? Это Петуния Стаммерс. Это ведь вы!

— Мисса Столи, он очень занятая. Плавда занятая. До сывидания.

Понятно, так не могло длиться бесконечно. Хотя бы потому, что большинство моих кредиторов знали, где я живу.

Я так углубился в мысли о своем жалком положении, которое становилось все жальче и жальче, и о полной зависимости от Джули Т., что поначалу не заметил того парня.

— Эй! Прием! — Он подошел к стенду Центра борьбы с раком кожи имени Энгуса Броди и махал рукой, чтобы привлечь мое внимание. К уху он прижимал мобильник. Парень явно выяснял с кем-то отношения. Возможно, с подружкой. — Считай, я этого не слышал, киска. Ты еще пожалеешь о том, что сказала, — грозил он в телефон и в то же время водил двумя пальцами возле рта: просил у меня сигаретку.

У него был самоуверенный вид для человека, которому выдвигают ультиматум. Я бы даже сказал, скучающий вид. Парень привалился спиной к стенду и скрестил ноги. Дорогой костюм; пиджак расстегнут, узел галстука распущен. Я дал бы ему… лет тридцать пять?

Тридцать шесть? Темные волосы, смуглая кожа, крупный нос. Тело, которое к пятидесяти годам заплывет жиром. Но в общем — видный парень. Я протянул ему сигарету и предложил огоньку. И очень кстати: едва он прикурил, на него наехали уже всерьез. Женщина в телефоне, похоже, слишком много от него хотела. Парень отлепился от стенда, повернулся ко мне спиной и стал расхаживать взад-вперед.

— Ну и что мне теперь делать? — вопрошал он. — Что. Конкретно. Тебе. От меня. Надо?