Крыса-любовь

Он повышал голос на каждом слове, пока не перешел на ор, чем привлек внимание двух основательно беременных дам в халатах и новых шлепанцах. Они сидели на скамеечке Катарактного центра имени Джоан Уинтерс, украдкой затягивались запретными сигаретами и притворялись, что не слушают.

— Ну давай, давай, скажи это! — ревел парень с телефоном. — Ты ж все придумала. Охренеть, как ты все классно придумала.

Его голос взорвался на слове «охренеть», приобретя жесткую интонацию, которая, видимо, должна была означать «зловещую решимость».

Наступила пауза. Он вышагивал туда-сюда, пока его барышня вещала на другом конце, потом вдруг остановился и повернулся ко мне, ухмыляясь от уха до уха. Затем он мне подмигнул — подмигнул с хитро-победным выражением, которое будто говорило: «Слушай и учись. Вот как это делается».

Наконец он соблазнительно замурлыкал, умасливая ее:

— Ладно, ладно, киска, извинения приняты. — Мурлыканье, однако, было достаточно громким, чтобы его расслышали все окружающие. Парень явно играл на публику, будто вертелся перед камерой. — Ясное дело, я тоже расстроился. Очень расстроился. Ты же знаешь, я делаю все, что могу.

Беременные в халатах бросали на него убийственные взгляды. И не только на него, на меня тоже: он ведь подмигнул мне, тем самым взяв в сообщники. Потом грузно поднялись, преисполненные отвращения. Огромные животы угрожающе закачались, когда дамы дружно направились к больнице по узкой дорожке через садик Центра борьбы с ангиной имени Люсинды Дэвис. Как два танка в махровых шлепанцах.

На свою беду, герой— любовник с телефоном не заметил их приближения. Поэтому одного молниеносного, точно рассчитанного удара двух животов хватило, чтобы сбить его с ног и отправить в колючие объятия вьющихся роз на клумбе Центра селекции имени Селии Джеймисон. (Сорт «семейный», рекомендуется регулярное подрезание.)

Крепко схваченный шипами и усыпанный лепестками любовник слал проклятия двум удаляющимся танкам. Он все еще ругался, когда они поднялись по ступенькам и вошли в больницу. Я предложил парню руку, но он отмахнулся. И хорошо. Я, конечно, не тот человек, который вправе осуждать других за маленькие телефонные спектакли (спросите Петунию), но уклонение от долгов — это одно, а эмоциональный шантаж — совсем другое. Я кивнул парню и оставил его в клумбе, решив, что паши с ним пути больше не пересекутся. И зря. У парня с мобильником и у меня оказалось больше общего, чем я думал.

В комнате для посетителей я нашел Тони, в полном одиночестве. Руки сложены на коленях, ноги крепко упираются в пол. Он не читал и не спал. Просто ждал. Тони умеет ждать лучше всех на свете. Он не бегает в поисках журналов и кроссвордов. Не вскакивает с места, чтобы рассмотреть картины на стенах. Он просто сидит. Другие появляются и исчезают, расхаживают по коридорам, заходят в комнаты отдыха и выходят из них. Но дайте Тони стул с жесткой спинкой — и он прождет целую вечность.

— Уже вернулся с работы? — спросил он. — Быстро справился.

— «Работай усердно, но не долго» — таков мой девиз, — объяснил я и подал ему чашку кофе. — Вам с настоящими сливками, а Сандре и Мишель — с обезжиренной гадостью.

Кофе в больнице стал вполне сносным. Я хорошо над этим поработал. Под моим чутким руководством юный Тайте начал творить чудеса со своей кофеваркой. В дальнейшем я планировал убедить Марию, владелицу кафе, сменить поставщика зерен.

— Девочки вышли, — сообщил Тони и немедленно приступил к ритуалу схлебывания пенки со своего капуччино. — По-моему, Мишель у Гордона, а Сандра в коридоре, пошла с кем-то поболтать. Знакомую встретила.

В дальнем углу холла собралась стайка женщин. Они стояли ко мне спиной, но я узнал маленькую фигурку Сандры, ее поднятый воротничок, ее беспокойные худые руки. Две ее собеседницы были повыше и покрупнее. Женщины разговаривали вполголоса, о чем-то личном, явно утешая друг друга. Жаль, конечно, их прерывать, но в руках у меня была пластиковая чашечка с одним из лучших кофейных произведений Тайте.

— Сандра? — окликнул я. По-моему, очень деликатно. — Прошу прощения… Сандра!

Женщины покрупнее, одетые в пестрые, многослойные конструкции из брюк, блузок и длинных курток, разом обернулись. У них был тревожный, усталый вид; тут очень пригодилась бы пара бутылочек крепкой наливки. Я приподнял кофейную чашку и ткнул ею в сторону Сандры, погруженной в беседу с кем-то, сидевшим на стуле.

— Сандра?

Многослойные фигуры разошлись, и в просвете, на стуле, обнаружилась худенькая, измученная девушка. Черт! Везет как утопленнику. Джули Тринкер.

— Вы? Невероятно, — проговорила она равнодушно.

Вид у Джули бы потрясенный, но с моей особой этот шок я бы связывать не стал. По-моему, она так же рада была видеть меня, как я ее.

— Джули? Привет. В самом деле — невероятно…

Невероятно некстати. Невероятно не вовремя.

— Вы знакомы? — в восторге спросила Сандра.

Джули Тринкер держалась еще скованней, чем при нашей первой встрече в кабинете Гордона. По ее лицу ничего нельзя было сказать, но нога у нее дергалась, как у плохого игрока в покер.