— Пиратов искоренить — раз, — начал перечислять Муровер. — Чернь приструнить — два. И закрыть наконец этот омерзительный университет, этот рассадник безнравственности и вольнодумства — три.
— Я бы вас поддержал, ваше святейшество, — тут же откликнулся Гнилозуб. — От студентов одни неприятности. Но что поделать — им благоволит бургомистр. Не заменив его, мы ничего не добьемся.
— Истину молвите, чадо мое! — с энтузиазмом начал размахивать оборванными рукавами Муровер. — Городом должен управлять кто-нибудь понадежней. Допустим, Верховный Магистр. Или еще лучше — Деспот. Кто еще осмелится запретить горожанам их разнузданные песни и пляски? Кто еще прикроет их злонамеренные театральные постановки, в которых они насмехаются над отцами Гнезда? Будьте уверены, магистр — если вы захотите стать Верховным Деспотом, то Святая Инквизиция окажется на вашей стороне.
Они оба остановились, переглянулись хитрыми бегающими глазками и одновременно уставились на Твердолоба. Охранник смущенно покашлял в кулак и потер усы.
— Но ведь такая диспозиция, вроде как, не по уставу? — нерешительно спросил он.
— А ты, друг мой, не хочешь стать генералом? — вкрадчиво произнес магистр. — К такому чину полагается загородное поместье и персональная пенсия по выслуге лет.
— Поместье? Наконец-то! — гаркнул охранник. — Я давно мечтал зажить барином. Да и генеральское жалованье мне не помешает.
— И ты думаешь, Серобок тебе все это даст? — с неподражаемым сарказмом спросил Гнилозуб.
— От этого болтуна не дождешься… — протянул Твердолоб.
— А вот я — дам! Конечно, если займу высший пост, — заверил магистр.
Кирасир задумчиво натянул ус на палец и покрутил его.
Под вывороченным корнем пальмы, поваленной ураганом, устроила для своих котят логово дымчатая рысь. Котят было трое, они тянули вверх свои подслеповатые мордочки и постоянно пищали, требуя еды. Однако с добычей на острове было туго: жирные копибары в мелких ручьях почти перевелись, макаки на ветках принимались истошно орать при малейшем колыхании листвы, а птицы вспархивали, едва завидев вдалеке хищника. Матери приходилось часами караулить жертву у тропинки в джунглях, ведущей к заброшенной пирамиде. Ее пятнистые бока сливались с буйной растительностью и терялись среди сплетения ветвей и листьев, кисточки на ушах, похожие на пушистые цветки, подрагивали при каждом шорохе, а большие глаза с круглыми зрачками замирали каждый раз, когда на земле становилось заметно хоть какое-то движение.
На этот раз рыси повезло: по тропе на нее надвигались сразу три жертвы, да еще такие, о каких можно только мечтать. Они вели себя неосторожно, громко хрустели ветвями и подавали голоса, не скрываясь, так что почуять их можно было издалека. Особенно привлекательным казался толстый бурый грызун, от которого пахло сыром, копченой грудинкой и жареным салом. Он едва переставлял задние лапы, тяжело дышал и поминутно стирал со лба пот. Еще один экземпляр в болтающихся подштанниках и рваной льняной рубахе показался охотнице слишком тощим, а на третьем и вовсе виднелась какая-то броня, подозрительно поблескивающая под лучами солнца.
Дождавшись, пока они выйдут на полянку, рысь резво спрыгнула с ветки и помчалась на них. Здоровяк в медной кирасе остолбенел. Он по привычке потянулся к поясу, однако никакого оружия не нащупал, и тут же без оглядки драпанул прочь. Тощий дрыщ в рваных подштанниках истошно заголосил:
— Крысолап Всемогущий, убереги от напасти!
Но охотница нацелилась не на него. Она набросилась на жирного толстяка, повалила на траву и попыталась прокусить ему горло. Однако слои жира под облезлым серо-бурым подшерстком так заколыхались у нее перед глазами, что она только ткнулась мордой в засаленную шкуру.
— Помогите! Она меня живьем жрет! — завопил бурый толстяк, разевая пасть со сверкающей золотой коронкой.
Рысь непременно прикончила бы его, но тут до ее острого слуха донеслось жалобное пищанье котят. Тощий дрыщ со страху полез головой в ее логово и наткнулся там на детенышей. Снаружи остались торчать только подштанники с огромной дырой на заду. Рысь с досадой оставила поверженную добычу, вцепилась дрыщу в зад и, разъяренно урча, принялась оттаскивать его от потомства. Однако тот, вместо того, чтобы бросить все и сбежать, решил, что забиться в нору — его единственный шанс спастись, и начал еще отчаяннее карабкаться внутрь, дико вопя:
— От зверя лютаго, крысоеда безжалостнаго, защити мя, Крысолапе, государь мой подземный!
И тут рассердившаяся не на шутку мамаша почувствовала, что кто-то дернул ее сзади за короткий хвост. Обернув морду, обрамленную шерстистыми бакенбардами, она с удивлением увидела, что здоровяк в медной кирасе пытается оттащить ее от злостного нарушителя. Глаза кирасира ошалело вращались и лезли от ужаса из орбит, густые усы на морде колыхались, как от порывов вихря, но все же, преодолевая врожденный страх перед кошачьими, он исполнял свой долг и старался если не победить, то хотя бы продемонстрировать, что борется за начальство.