Крыши Академии

Двери собора, массивные, с два человеческих роста, украшенные затейливой резьбой, были сорваны с петель, там, где полагалось быть засову — торчащие веером щепки.

— Внутрь можно не заглядывать, там всё ещё хуже. А теперь — глядите, сударь мой ассоциат, глядите!

Из-за угла стремительным шагом появился бородатый импозантный мужчина: что называется, в самом расцвете сил, с властным правильным лицом, сильным подбородком и стальными глазами, хоть сейчас на картину. В руке он сжимал вычурный посох белого дерева, в оголовке полыхало белое пламя, обнимавшее набалдашник, как огонёк свечи обнимает фитиль.

— Нет, это не я, — прокомментировал профессор. — Мой компаньон и, если угодно, наставник. Декан, академик и доктор…

Бородатый маг замер на мгновение, затем резко вскинул посох, нацеливаясь им в жрущих мертвяков. Вениамин ожидал чего-то эффектного, вроде потока пламени, огненных шаров или молний, но вместо этого на анимированные трупы и костяки вдруг полезла земля, вспучиваясь чёрной пеной. Подобно морским волнам, дёрн вздыбился вместе с травой, тёмная почва под ним волновалась, накатываясь на мраморные ступени. Она захлестнула ближайший скелет, увлечённо обгладывающий ногу женщины, потащила вниз, несмотря на его барахтанье и попытки зацепиться.

Земля неумолимо заваливала пожелтевший костяк, накрывала, словно тщась вновь похоронить в собственном лоне.

Остальные мертвяки дружно подняли головы. Как-то подозрительно дружно; и так же подозрительно дружно, словно их вела общая для всех воля, ринулись на чародея.

Один из мертвяков разлетелся ошмётками гнилой плоти и костей, словно в него угодил незримый молот; но остальные в один миг с феноменальной резвостью покрыли отделявшее их от мага расстояние, вцепились в него, повалили, поволокли…

— Я позволю себе не вспоминать звуки, коими это сопровождалось, — сухо объявил ди Фелипо. — А вот теперь, молодой человек…

В полной тишине всё из-за того же угла храма опрометью выбежал ещё один маг, куда моложе, со впалыми щеками, чуть великоватым носом и острым подбородком. Борода росла клочками и ещё не успела протянуться от уха до уха, однако это, несомненно, был профессор ди Фелипо, ещё не успевший сделаться знаменитым астромагом и…

И призраком.

Рядом с ним ковыляло на четырёх конечностях неуклюжее существо, напоминавшее мумифицированного пса, зачем-то облачённого в подобие роскошной бронзовой брони с выгравированными рунами и символами. По изгибам и росчеркам знаков пробегал голубой и зеленоватый огонь, в существе двигались поршни и рычаги, словно ему требовалась помощь, чтобы просто переставлять лапы.

Молодой ди Фелипо остановился. Он глядел на окровавленные останки своего учителя, часто моргая. Рот у него приоткрылся, и выглядел он совершенно не героически.

— Да-да, именно так, — услыхал Вениамин. — Именно таким я и был в ту пору: одержимый собственными идеями, вдохновлённый первыми успехами… но не стану изображать себя сказочным богатырём, который одним махом семерых побивахом. Было именно так, как было. Смотрите дальше!

Ди Фелипо попятился, по-прежнему не отрывая взгляда от жуткой сцены. Рука его опустилась на загривок ковылявшего рядом с ним конструкта — а что это был конструкт, Вениамин не сомневался. Руны заискрились и засверкали, рычаги вздрогнули, бронзовые пластины раздвинулись — «пёс» ди Фелипо вразвалочку, неспешно потрусил навстречу неупокоенным.

А они дружно ринулись к нему — словно давно не видевшиеся возлюбленные.

Молодого мага они полностью игнорировали. Забыли они и об оставшейся валяться добыче, которую только что рвали с такой жадностью.

Возникла куча-мала, блеск бронзы исчез под натиском костей и мёртвой плоти. Чародей ди Фелипо быстро делал какие-то пассы руками, и губы его шевелились, он явно накладывал какое-то вербально-жестовое заклятие — и тут груду мертвяков пробил яркий тёмно-золотой луч, разбросавший уже один раз умершие тела. Нет, Вениамину показалось — это был не луч, а что-то вроде бронзового копья, какими на турнирах сражаются рыцари Империи Креста.

Копьё пробивало анимированные трупы и костяки, дробило кости, рвало мёртвые тела, расшвыривало их в разные стороны; они падали, ломались кости, черепа срывало с позвонков, тела, сохранившиеся лучше, уже едва могли подняться.

Однако, хоть и «едва», но они поднимались. Поднимались и вновь вцеплялись в бронзового пса, даже не пытаясь увернуться от ударов его копья; и вот — полетела, завертевшись, погнутая бронзовая пластина, руны на ней угасли, обратившись в тёмные росчерки, бессильные и безвредные.

Молодой ди Фелипо попятился. Потом ещё. И ещё. И ещё — до тех пор, пока совсем не скрылся за углом.

Видение погасло.