Правда, в последнее время Селёдка и Швец скупо жаловались на то, что у них «закапало», — а с Кристинкой обои, ясное дело, «имели отношения», а вернее, как говорится, «сношения»; и грешили на неё — но вполне могли и просто застудить простаты — и очень просто! Впрочем, Кристинка, сука, ясное дело что не была непорочной девой, и могла и подцепить чо-нибудь от никоновских, которые в деревне посменно отдыхали, и, соответственно, «расслаблялись», — на этот счёт Витька тоже не заблуждался. Да, это был вопрос… с презервативами в деревне давно было уже «никак». Это был вопрос, и решать его нужно было в ближайшее время! К интересно, через слюну трипак передаётся??.
Его размышления шёпотом нарушил Лещинский, и мысли его имели какое-то странное направление; вернее, Витькино «- А потом…» он понял своеобразно, в духе царящего теперь в деревне озверения:
— Реально, Харон… хули они тут? Ну, понятно, пригорок возьмём!.. возьмём ведь! — вон, Хотон вчера говорил, что два БэТээРа с соседнего района подойдут на днях! — а дальше чо? На Пригорке, конечно, всего дохера — но нафиг делиться? И выёбываются они реально не по делу, кресты, нах! Никоновские колхозники, бля! Вот и я думаю — грохнем этих, никоновских! — сколько их там останется. И всё — под себя! А?..
Такой поворот темы для Витьки был неожиданным; он с уважением посмотрел на друга — ничо у Мишки башка варит, стратегически!
Может и правда… Сам того не зная, такие мысли заронил в головы Витькиных отморозков тот же Мундель — в последнее время он что-то стал делать упор на «местную исключительность»; в его цветастых, вычурных речах, изобилующих проклятиями в адрес «общинских», почти полностью исчезли упоминания о «кровавом мувском режиме» и «подонках генерала Родионова, душащих свободолюбивые Регионы»; а, напротив, часто стали встречаться высказывания, что, мол, «только обособившись от кровавой мерзкой карусели окружающего мира можно строить ячейку нового справедливого и изобильного мира, как это было в незаслуженно забытом Древнем Риме!»
Мундель расписывал, увлёкшись, как это было раньше хорошо и справедливо: когда были «граждане» и «илоты», то есть граждане неполноценные, ну и — рабы. Как это было всё честно и хорошо: граждане избирают Власть, которая следит за порядком; и охраняет Власть и Порядок; а илоты и рабы — работают! Под охраной граждан. Всё честно, хорошо, и освящено практикой тысячелетий! Главное — вся власть сосредоточена в «полисах» — тогдашних полу-городах, полу-поселениях; и Верховная Власть лишь собирала некоторый налог, строила эти… как их? — акведуки! Охраняла от внешнего врага, — и не лезла в местные разборки. И это было правильно и хорошо.
Откуда он брал эти расклады было непонятно; наверное из своего прошлого журналистского образования, которое представляло собой, по сути, некое лоскутное одеяло из обрывков всевозможных, часто противоречащих друг другу, сведений, почерпнутых из самых разных, чаще всего крайне недостоверных, источников.
Впрочем, Мундель делал упор на «обособление от всего остального мира» с центром в Никоновке; но для Мишки Лещинского зёрна пали на благодатную почву, и он вполне творчески переосмыслил подачу:
— А чо?.. Витёк, вспомни, как классно было осенью: сходили «на дорогу», стопанули там коммерсов — и всё к себе! И никаких, нах, налогов, окопов, земляных работ; никаких никоновских хмырей; — чо хотели то и делали! Классно же было, не?
Витька уже привычно сделал вид, что «кое о чём он сейчас не может говорить, но имеет ввиду» и понимающе хмыкнул:
— А. Ну. Хм. Угу.
Подбодренный таким образом ГГГ продолжил:
— Всё себе заберём, а? И там, наверху, обоснуемся, а? Там же охуеть какая удобная позиция! И будем, бля, как цари!
— А Борисыч? — не выдержал Витька и затравленно оглянулся по сторонам. Страх перед Артистом был так велик, что ему казалось, что тот мог уловить даже его мысли, такие «нелояльные» в этот момент.
— А чо Борисыч! — конспиративно понизив голос и злобно прищурившись, хрипнул ГГГ, — Сольём Борисыча! Хули он тут распоряжается? Сам этих, отсюда, отпустил на Пригорок — а мы теперь штурмуй! Кто он такой? Власть? Гришку вместо Громосеева поставил? Стечкин у него? Дапохуй! Грохнем, и все дела! Как на дороге. И этих — пристебаев его: Мунделя и Йурыста-Попрыгайлу. Тоже того!.. Если ты… стесняешься, — так я сам могу. Хули такого…
Всё это было новой темой; и всё это надо было обдумать. Витька не был сейчас готов давать однозначный, обязывающий ответ. Вообще идея не зависеть ни от кого ему нравилась; но очко поджималось при одном воспоминании о холодном, каком-то рептильем взгляде Хозяина, как он называл старосту тет-а-тет. Впрочем, если Лещь «это дело» возьмёт на себя… а он, Витька, как бы и не при делах: получится — зашибись; не получится — это он, гадёныш, чего-то удумал, наверно, крыша поехала! — и из маузера его, из маузера! И ништяк, никаких следов!