Крысиная башня-2

Федосов вздрогнул от неожиданности; но, увидев, что случилось, только расхохотался:

— Ничо! — это судьба такой, — быть ему сегодня нежравши! Не ошпарила хоть? Яйца не обварила, хы-гы?? Вон, пусть с себя кашу собирает, ест! Или ты, студент, его облизывай! Да ладно, чо ты, пошутил. Ладно, студент, не долго тебе осталось терпеть, — девки работают ужо… моя вот цыганка только пока вертихвостит, гы.

Он хлопнул по заду наклонившуюся над сидящим Владимиром Элеонору.

— Ну ничо, щас мы это поправим… А то они чо придумали! — пожаловался он ни то Матюшкину, ни то Владимиру, — Шоу-программу, то да сё!.. Кэпу-то хорошо, — он себе бабу заграбастал; уже разик оприходовал; и сидит с ней, на второй раз созревает, — а мы там танцуй-обжимайся, как старшеклассники на школьном вечере! Гейши, бля! Я кэпу так и сказал: пусть сначала хотя б по разику всех обслужат, — потом уже и «шоу» показывают! Мы не в театре, бля! Пошли, давай! — требовательно рванул он за руку Элеонору.

Владимир дёрнулся, и, как не старался сохранить выдержку, исказился в лице.

— Печ-ч-чёт! — как бы извиняясь за гримасу, пробормотал он.

— Ничо — просохнет! — Федосов требовательно уже потянул за руку Элеонору, — Всё? Как хотела? Снесла пожрать своему сутенёру? — всё, пошли, эта, отрабатывать! А что кашу и чай на него вывалила, — это твои проблемы, ловчее быть надо, хы! Пошли.

Оставив поднос, одну нетронутую тарелку с кашей, они двинулись обратно к выходу. Обернувшись, Федосов ещё сказал студенту с досадой:

— Баб-то всего ничего! И то, — эта, с татухами, — с кэпом; эту — я для себя первого прибрал; хоть у неё и пасть надорвана, — понравилась она мне! Это, как это говорили-то? — секси, да! И ещё эта, японка — под недотрогу косит! Охерела совсем! Хорошо хоть остальные три не ломаются, пашут как дизель в заполярье…

— Слышь, студент! — уже скрываясь в дверях, бросил Федосов на прощанье, — Хочешь эту вот, цыганку, — после меня? Отжарю её раза три, — и тебе. А? А ты мне в альбоме нарисуешь чо, — вот с сегодняшнего вечера, а? На память. А то смотри, — тех троих скоро пацаны заездят совсем, хы!..

Он скрылся за дверью.

Больше всего на свете в этот момент, больше даже чем выжить, или чтоб сбылось ими задуманное, Владимир хотел бы сейчас броситься на Федосова и порвать его на части голыми руками! И наверняка бы бросился! — недаром опытная Рамона отводила ему в плане место за периметром, — но стальной браслет ясно давал ему понять, кто он на этом «празднике жизни».

— Что ты дёргаешься?.. — с сочувствием спросил Никита, — Здорово ошпарился, что ли? Больно? Бля, и кашу на пол вывалили, хорошо хоть чай несладкий… Кто там завтра в наряде, кому убирать… Я нипочём не буду; пусть завтра сами дневальные убирают; нанимался я им, сидишь тут как дурак, пока они там тащатся…

Владимир смотрел на него и не видел. Всё шло не так. Но… когда Элеонора наклонилась над ним, они успели обменяться несколькими фразами:

Она — что со сцены в «актовом зале» есть выход в коридор, и «что-нибудь попробуем…»

Он — что оружие в «кубриках», куда будут водить девушек…

Ничего непонятно. Что будет. Как будет…

Отпинывая в стороны ошмётки каши на полу, Матюшкин бормотал:

— Не, эта цыганка, Элеонора, — она тоже ничего!.. Хоть и губа у неё порвата. Ну, — можно же не целоваться, правда же?.. Вообще, проститутку не надо целовать! — я читал где-то. Неположено…

У Владимира появилось жуткое желание придушить хотя бы этого, студента…

* * *

Когда Элеонора со своим настырным «ухажёром» вернулась в «зал», веселье давно уже было в разгаре. Практически все вояки из почти двух десятков, находящихся в зале, за исключением нескольких «молодых», были уже навеселе, несмотря на то, что кэп пока так и не разрешал нарушить сухой закон, — алкогольные заначки в Арсенале были не только у Богдана, но и у «личного состава». Давно уже опытные тыловые воины научились ставить на кухне, в тепле, брагу из консервированных компотов, время от времени перепадавших в паёк. Сегодня все запасы пошли в дело. Увы, — алкоголь «личным составом» потреблялся «конспиративно», и подсыпать клофелин не представлялось никакой возможности…

— Где ты шляешься?? — с ненавистью прошипела Элеоноре рыжая Коломбина-Климкина. Она уже, как и Анжелика, как и Габриэлла, сменила свой «сценический наряд» на розовый пеньюар-разлетайку, благо в зале и в кубриках, куда её «водили», было тепло. В пеньюаре было удобно, — на голое тело. И сексуально довольно-таки. Впочем, «личный состав» тут оголодал настолько, что «за секси» сошло бы что угодно, — хоть махровый халат, хоть телогрейка…

Климкина уже «обслужила» пятерых, и сейчас её приглашал «потанцевать с продолжением» шестой; и она, честно отрабатывая, как она полагала, свою долю, не понимала ни поведения Рамоны, ни поведения «этих фифочек» — Элеоноры и Гузели — Мияки-тян.