Крысиная нора

— Ты, Дима, пиндоса… не очень-то. Все-таки нам с ним еще работать, — говорит Витя, мой секундант. И этот туда же! Он приравнял «амера» к нашим российским грекам!

У «Ивана» секундант — Гордон. Тушка что-то говорит своему соотечественнику. Видимо, по аналогии с Котом, она уговаривает Готлиба не слишком портить мне «фейс».

Я больше не слушаю рассуждений своего друга: настраиваюсь и быстро вхожу в «приграничное» сознание по системе Казачьего Спаса. Когда судья, начальник штаба Центра, вызывает бойцов на поединок, я вижу Арчи не только физическим, но и астральным зрением. Аура у «пиндоса» неплохая. Правда, превалируют оранжевые тона. Оно и не удивительно: гармонично развитых людей не только в Америке, но и у нас нынче не так уж много…

Я и Иван приветствуем друг друга коротким прикосновением рук.

Звучит удар гонга!..

Мой соперник ходит по рингу мягко, по-кошачьи. Он не спешит с ударами, пока делает подготовительные движения.

Я нахожусь в состоянии «волны» и ловлю каждую мысль Готлиба, предшествующую его разящим ударам. А они следуют чередой. Я уклоняюсь, пытаясь воочию представить уровень мастерства кун-фу соперника.

Вот он пытается обрушить на меня целый шквал ударов и подсечек, переходя из одной связки движений к другой. Неплохо… В технике Готлиба я обнаруживаю микс из стилей «Дракон», «Змея», «Винь-чунь» и некоторых других.

Но вот американский Иван с ревом «Кийя!..» бросается в мою сторону, пытаясь «вертушкой» достать мою непорочную физиономию. Естественно, я решительно настроен против этого. Я делаю вдох и произвожу «всплеск». Энергия из копчика, называемая в эзотерике кундалини[60], стремительно поднимается по позвоночному столбу. Пройдя через голову, она выплескивается через… мои глаза. Арчи, остановленный на полпути к моему фейсу, внезапно корчится, обмякает и падает.

Судья считает до десяти. Затем он энергично разводит руки и объявляет:

— Аут!..

Естественно, публика ревет в восторге. Еще бы, здесь, в Центре, сходились на ринге умелые и опытные мастера единоборств. Некоторые из них владели техникой бесконтактного боя. Но остановить «пиндоса» всего лишь взглядом…

Не скрою, и для меня это мое неожиданно открывшееся умение было новостью.

Тушка обильно поливает голову и грудь Готлиба водой из пластиковой бутылки.

Арчибальд открывает очи карие и недоуменно спрашивает:

— Бетси, что это было?..

Кто-то из зрителей, владеющий английским, громко произносит:

— Это Россия, детка!..

Глава 18

Биде оказалось международным «камнем преткновения».

После обеда старшина дает нам, «великолепной четверке», полагающиеся пятнадцать минут отдыха. Не успевает шеренга разойтись, как из туалета в правом крыле здания выходят слесари-сантехники.

Естественно, в поломавшейся шеренге у всех ушки на макушке. Понятно, что для Тушки парни установили требуемое и, видимо, доложили об этом по инстанции, как и положено в армии. Ну да, вот один из них прячет мобильник в карман куртки-камуфляжа.

И мы дожидаемся «спектакля», который предчувствуем!..

В коридоре неожиданно появляется сам начальник Центра, подполковник. За ним семенит лысоватый крепыш-майор — начальник штаба. С ними я и Котов познакомились при оформлении документов.

Снова звучит команда усача:

— Смирно!..

Мы вытягиваемся во фрунт и дружно отвечаем на приветствие вышестоящего начальника. Дневальный, как и положено по уставу, замирает у своей тумбочки, поедая глазами отцов-командиров. По всему видно, что порядок и дисциплина в Центре отлажены до автоматизма.

Следует команда:

— Вольно!..

Иван с Тушкой и я с Витей расслабляемся. Мы крутим головами, следуя ими за начальственным ходом.

— Зачем ваше начальство зашло в женский туалет? — спрашивает Бетси и ехидно добавляет: — Они что, сами на себе биде пробовать будут?

Я по-английски дипломатично гашу международное недопонимание:

— Вы, номер Два, недооцениваете нашу любезность: проверить все, чтобы гостям было комфортно.

Готлиб встревает в разговор:

— Ты, Бетси, действительно, не забывай, что мы не дома. И, видимо, ты первая женщина-иностранка в этом месте.

И он выдает уже по-русски:

— На чужой монастырь… рот не разевай!

Я и Витя заливисто смеемся. Михаил Григорьевич, не успевший юркнуть за подполковником в туалет, оборачивается у самой двери и делает свирепое лицо.

Мне приходится растолковывать Арчибальду, что он смешал две русские поговорки. Одна — про «свой устав» в «чужом монастыре». Другая — про «чужой каравай» и собственный «рот». На этом экскурс в фольклор заканчивается. Мы все, включая дневального, с напряжением ждем результата проверки. Особенно переживаем мы, русские. Это потому, что о нас на Западе давно идет «слава» как о расхлябанных работниках.

Первым из туалета выходит командир, к которому, как привязанный, «прилепился» начштаба. За ними из двери вываливается старшина. Усач залит водой до самого своего растительного шедевра над верхней губой. Он ее пытается стряхнуть с кителя носовым платком.