Крысиная охота

«Отвоевался», — печально подумал Никита, поднимаясь на негнущихся ногах. Он доковылял до двери, оставшейся приоткрытой, ввалился в сумрачное помещение с оконцем под потолком, в которое не протиснулась бы даже кошка, прикрыл за собой дверь. На него со страхом смотрели двое. «Комната для встреч арестантов с адвокатом», — на глазок прикинул Никита и вроде не ошибся. Эти двое слышали пальбу, приросли к своим стульям. Миловидная женщина немного за сорок в стильном деловом костюме, грузный господин в тренировочных портках, украшенный видным фиолетовым бланшем.

— Ну, ни хрена себе порядочки… — икнув, пробормотал арестант, выставляясь на пистолет в руке «контролера». — Эй, братан, ты чё, охренел?

— Не надо, не стреляйте, пожалуйста… — женщина умоляюще прижала руки к груди, сползла со стула, попятилась к стене.

Никита усмехнулся — последнее дело брать людей в заложники. Да и не поможет, погубит и себя, и их. Он глубоко вздохнул, сбросил с головы фуражку и, чувствуя невыразимую усталость, поволокся к дальней стене. Прислонился к ней, откинул голову.

— Не бойтесь, граждане, все в порядке… — улыбнулся он. — Там восстали лежачие полицейские, это бывает. Предпремьерный показ конца света, так сказать.

— Послушайте, я вас, кажется, знаю… — спотыкаясь, делая круглые глаза, пробормотала миловидная женщина. — Нет, действительно, вы же тот самый…

— Тот самый, мэм, — подтвердил Никита. — Если в вас сохранилась порядочность, ивы еще дружите с совестью, сообщите, пожалуйста, людям, что властями Яроволья обезврежена и ликвидирована группа «мстителей», прибывшая в город с целью наведения порядка в эшелонах власти. А то сами они скромные, ни за что не признаются.

За дверью уже скапливался неприятель, перекликались люди.

— Падайте на пол! — прохрипел Никита, поднимая руки.

— Ну, вы, блин, даете… — посетовал мужик с фингалом, увлекая за собой женщину. Молодец, прикрыл ее собой…

— Не стреляйте!!! — прокричал Никита. — Здесь посторонние! Я сдаюсь, у меня кончились патроны!

— Не стреляйте! — хором закричали мужчина с женщиной. А женщина добавила: — Он не будет сопротивляться!

Но перепуганных работников СИЗО не так-то просто было провести. Первый ворвался с безумным индейским воплем, рассыпал очередь в потолок, по стенам — и только чудом ни в кого не попал! Застыл, ошарашенный, тряся стволом. Полезли остальные — взмыленные, стали растекаться по комнате. Никита с печальной ухмылкой стоял у стены, руки были подняты, «Браунинг» валялся на полу.

— Ах ты, сука… — подскочил самый нервный, ногой отбросил пистолет, замахнулся.

Никита отклонился, и кулак разбился о стену. Подставился служивый — просто загляденье. Не ударить невозможно. Никита уступил соблазну (видимо, последнему) — вогнал от всей души кулак в диафрагму. Контролер сложился вчетверо, рухнул на колени. И тут на Никиту с гневным ревом навалилась толпа…

Его терзали изощренно, почти без перерывов — с садистским упоением и боевым задором. Бить просто так было неинтересно, арестант не сопротивлялся и постоянно норовил потерять сознание. Взбешенный генерал отдал приказ: никаких повторных допросов, запытать до потери пульса, но не убивать. И чтобы никаких необратимых увечий. Процесс обработки человеческой плоти в подвалах Главного управления был поставлен грамотно. И личный состав подобрался умелый, обладающий фантазией и творческим подходом к делу. Когда на заключенном от побоев не осталось живого места, его поволокли в специально оборудованные казематы, где сдали под роспись специалистам. Ноги заключенного были привязаны к тумбе, рук он не чувствовал, а голова была наклонена — подбородок упирался в грудину. Он очнулся оттого, что ему насильно разжимали рот, вставляли в него стальные упоры, благодаря которым рот не закрывался. Он задергался, но степеней свободы это не добавило. Молодчик с закатанными рукавами воцарился над душой и, ухмыляясь в неопрятные усы, принялся лить ему в рот воду из кувшина. Терпеть это можно лишь в первые мгновения, что охотно подтвердят жертвы средневековой испанской инквизиции, режима Пиночета, красных кхмеров, а также современные мусульманские бедолаги, томящиеся в тюрьме в Гуантанамо. Он задыхался, захлебывался — вода проникала в дыхательные пути. Симптомы удушья были налицо, Никите казалось, что он тонет, еще немного, и, наконец-то, умрет. Но не умирал, лишь лишался сознания, однако его быстро приводили в чувство, и пытка продолжалась.

— Слушай, он живой или как? — озабоченно вопрошал кто-то. — Не загубить бы нам эту грешную душу…

— А ежик его знает, — простодушно отзывался коллега экзекутора. — Щас проверим.

Ушат холодной воды выплеснули на арестанта, и конечности стали совершать непроизвольные судорожные движения.

— Ты только глянь, как расточает жесты доброй воли! — заржал третий. — Жив, курилка, жив. А ну, волоки его на ложе, братва.