Крысиная охота

— Да будет воля Его… — с деланой печалью вымолвил отец Лаврентий. — Хотя я тоже не совсем понимаю, Григорий Алексеевич. В прошлый раз вы взяли за горло вороватого полковника из УФСИНа, и мы имели удовольствие провести время в компании закоренелых рецидивистов…

— Не было там рецидивистов, отец Лаврентий, — усмехнулся Глобарь. — Всего лишь мелкие сявки, списанные в утиль. Насильники, воришки, парочка мошенников. Но жить эта живность хотела, не отнять. Порезвились так, что до сих пор приятно вспомнить. И на скалы они карабкались — думали, наивные, что просто спрыгнут с обратной стороны; и на деревья лазили, как обезьяны. Один вон и вовсе удивил — у Владимира Митрофановича чуть ружьишко не отнял, хорошо, что охрана подоспела. Торкнуло вас тогда, Владимир Митрофанович? Взыграла кровь?

— Вовек не забуду, — усмехнулся сенатор, немного побледнев.

— А еще парочка наркоманов была, — вспомнил губернатор. — Студенты из архитектурного. Один из них как увидел Киру Ильиничну, так на колени и давай мямлить: ах, Кира Ильинична, я вас узнал, а вы меня узнали? Это же я, Павлуша такой-то. С вашим сыном вместе в школе учились, помните, я даже домой к вам однажды приходил, вы нас покупными пирожками кормили, все интересовались моими оценками… Как он взывал, с какой страстью! Ну, прямо послание от Павла. А вы смутились, Кира Ильинична, помните? Ба, да вы и сейчас смутились…

— Давайте замнем, — немного покраснев, пробормотала женщина. Так уж вышло, что на первом курсе института Кире Ильиничне посчастливилось забеременеть и даже выносить и родить ребенка. Тот счастливчик и стал ее мужем, несет свой крест по сегодняшний день. Не сказать, что Кира Ильинична с душой погрузилась в материнство. Она работала и делала карьеру. А семья была на втором плане. Зачем утруждаться воспитанием ребенка, если под боком есть две бабушки, которые прекрасно знают, как это делать?

— Да ладно, все свои, не смущайтесь, — сделал широкий жест губернатор. — Конченый парень, в отличие от вашего сыночка. Безнадежный нарик, ему в любом случае жить оставалось считаные месяцы. Вы лично его пристрелили, когда он отказался убегать в лес, а все плакался, убивался, умолял. Да, собственно, и правильно сделали. Не жалейте о содеянном, Кира Ильинична. Послушайте, Григорий Алексеевич, люди правы, доставленный вами материал выглядит несерьезно. С таким не развернешься. Посолиднее ничего не добыли?

И тут Григорий Алексеевич свысока посмотрел на своих подельников, загадочно ухмыльнулся, что-то перемотал и снова включил. Возник еще один загон. Но этот, под четвертым номером, располагался в противоположном конце «конюшни» и был отделен от первого большим расстоянием и поворотом. Поначалу присутствующие не поняли. Потом всмотрелись и…

В узкой каморке находился один человек. Мужчина, возможно, молодой, но сильно избитый и изнуренный. Избивали его, возможно, не сегодня и не вчера, но когда бы это ни было, это сделали на совесть. Лицо представляло равномерный синяк. Под глазами чернели мешки. Он был бос, одет в какую-то грязно-оранжевую робу, напоминающую пижаму. Мужчина сохранял неподвижность. Он сидел на ворохе соломы, привалившись к углу загона, и безотрывно смотрел в глазок объектива прикрепленной к потолку камеры. Люди стали ежиться — как-то неприятно он смотрел.

— Вот это да… — с нотками невольного пиетета вымолвил губернатор. — Ну, вы отожгли, Григорий Алексеевич. Вы все-таки привезли его сюда…

— Вы сами на это намекали, — огрызнулся генерал.

— Ну, собственно, да, намекал… до того, как ваши костоломы его избили. Вы это серьезно, Григорий Алексеевич? — Василий Иванович оторвался от экрана и пристально уставился на генерала.

— Я убью его… — мстительно прошипел Олейник. — Я убью его собственными руками.

— Э, батенька… — пробормотал сенатор Баркасов. — Да вы замышляете преступление на почве ненависти.

— Надеюсь, господа, все понимают, кого от большого ума добыл нам Григорий Алексеевич? — на всякий случай осведомился губернатор.

— Думаю, да… — как-то зачарованно протянула Кира Ильинична. — И что мы с ним будем делать, Григорий Алексеевич? Усыновим? Подозреваю, что ваши опричники избили его так, что он теперь и ходить не сможет. Чем он лучше тех бомжей? И вообще… — Кира Ильинична как-то зябко повела плечами. — Говорят, он опасен.

— Вы уж определитесь, — осклабился генерал. — Он опасен или настолько измучен, что даже ходить не может. Да, господа, это некто Россохин, так называемый «мститель», заарканить которого с блеском удалось нашему управлению. Он избит, но за последние пару дней немного восстановился. Думаю, он еще способен бегать и прятаться. Но не уверен, что он может нападать и делать отбивные из наших людей, — осмелевший генерал как-то свысока глянул на губернатора. — Да, Василий Иванович, я выполнил ваше распоряжение и привез целый грузовик потенциальной дичи. Но это ничтожный мусор, я согласен. Основная дичь — вот, — он кивнул на экран. — Не будем его унижать компанией бомжей — наш Россохин выше этого. Зачем заставлять их путаться у него под ногами? Кто со мной согласен?