Крысиная охота

— Побойтесь бога, Николай Аверьянович, — загоготал губернатор. — Мы же исключительно для снятия стресса. Вы же не думаете, что мы перестреляем друг друга?

— Уговорили, Василий Иванович, — Глобарь поднял свою стопку. — Все готовы снять стресс? — он пристально уставился на пыхтящего от злости генерала и возвестил под сдавленные смешки. — А вы, Григорий Алексеевич, его, похоже, уже сняли. Я слышал, с вами на днях приключилась чертовски занимательная история.

— Помолчите, Николай Аверьянович, — скрипнул Олейник. — А то ведь не приведи Господь.

— Ох, менты, менты… — покачал головой Глобарь, осушив свою стопку. Баркасов потянулся к последнему лежащему на столе огурчику, но Глобарь схватил его раньше и быстро, пока не отобрали, сунул в рот. — В большой семье, Владимир Митрофанович, клювом не щелкают.

— Хам, — вздохнул сенатор.

— Кстати, насчет ментов, — срыгнув, продолжал вещать Глобарь. — Что это затеяли ваши коллеги в Воронеже, Григорий Алексеевич? Областное руководство УВД на полном серьезе обсуждает вопрос запрета тамошним полицейским в вечернее и ночное время управлять личным транспортом, а также ввести табу на посещение полицейскими в свободное от службы время заведений, где продают спиртное. Это что же теперь, любимую женщину в ресторан не сводить? Тещу, прибывающую ночным рейсом, не встретить в аэропорту? Ах, простите, участились случаи, когда бухие менты сбивают пешеходов на «зебрах» и устраивают потасовки в кабаках. Слушайте, господа, я, конечно, понимаю, что мы живем в абсурдное время, но чтобы совсем дойти до маразма…

— Николай Аверьянович, кстати, прав, — заметила Кира Ильинична. — Надеюсь, эта шибко умная инициатива не пройдет. Полицейские в нашей стране, конечно, отдельная грустная песня, но, в общем-то, они такие же граждане, обладающие равными со всеми правами.

— Вас просто не лупили в кабаке бухие менты, Кира Ильинична, — хищно оскалился Олейник. — И на «зебре» вас не сбивали. Хотя с какой стати вы бы оказались на этой зебре?

— О, еще немного, и наш Григорий Алексеевич займется самокритикой, — обнаружил губернатор. — Послушайте, господа, может, поговорим о чем-нибудь приятном? Не хочется выслушивать, как вы тут поносите друг друга.

— Займемся тем, зачем мы сюда прибыли? — неуверенно предложил сити-менеджер Коровин.

— Кого-то не хватает, — задумался сенатор.

— Проведем перепись поголовья? — предложила Кира Ильинична и принялась наманикюренным пальчиком пересчитывать присутствующих.

— Блин, где этот мудель? — глянув на часы, проворчал Олейник.

— О ком вы, сын мой? — просунулась в дверь хитроватая, плоская, как блин, физиономия в ореоле рыжей шевелюры и неопрятной окладистой бороды.

— А, вот вы где, — не растерялся генерал. — Прибыли, наконец-то, отец Зловрентий?

— Лаврентий, друг мой, Лаврентий, — беззлобно промурлыкал последний из приглашенных, вкрадчивой поступью вступая в гостиную.

— Да уж, друг, — пробормотал, отворачиваясь, генерал. — Ваши друзья, батюшка, под Тамбовом в овраге лошадь все никак доесть не могут…

В последней фигуре, так же, как и в предпоследней, не было ничего приятного. Отцу Лаврентию (в миру Игнатию Истопченко) было всего лишь сорок с небольшим. Но свой «юношеский» возраст он маскировал кудлатой растительностью. Плотно сбитый, манерно сутулящийся, с длинными руками и узловатыми загребущими пальцами. Даже в сутане он смотрелся не очень презентабельно, и трудно было заподозрить в этой странной личности серого кардинала Яровольского епископата, держащего на привязи архимандрита Софрония и имеющего возможность безнаказанно влиять на большинство процессов в местном клерикальном мире, а также на вытекающие из них процессы в светской жизни. Отец Лаврентий занимал должность протоиерея, настоятеля главного городского храма, и лелеял каверзную надежду, что в недалеком будущем его рукоположат в архиереи, и он наконец-то перейдет из второй степени священства в третью.

— Грубый вы, Григорий Алексеевич, очень грубый, — посетовал отец Лаврентий, представая в безразмерной «студенческой» штормовке перед кружком единомышленников.

— Простите его, Ваше Преподобие, — усмехнулся губернатор. — Сам не ведает, что несет.

— Ваше Высокопреподобие, Василий Иванович, — поправил священник, лучезарно улыбаясь.

— Протопоп, блин, — отвернувшись, прошептал генерал, который сегодня в каждом встречном-поперечном видел источник раздражения.

— Ну, конечно, святой отец, — не стал спорить губернатор. — Вы же у нас в обозримом будущем примете священный сан епископа. Будете с утроенной силой служить Богу и людям…

— Как служил Сам Господь Иисус Христос в своей земной жизни и апостолы… — как пописанному забубнил отец Лаврентий, но тут его взгляд споткнулся об ополовиненную бутылку водки, и на святое чело улеглась задумчивость.

— Как вы смотрите на то, чтобы выпить, батюшка? — полюбопытствовал сенатор Баркасов.

— С интересом, знаешь ли, сын мой, с интересом…