Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста

После разговора со мной Хорст возобновил усилия по возвращению предметов искусства в Краков. За год три предмета были возвращены польским властям, о чем писала пресса в Польше и за рубежом. Он вернул гравюру Кракова XVIII века, грязную карту, пролежавшую много лет у него под стеклом, и третий экспонат, которого я не видел и о котором знаю только со слов Хорста.

«78-летний Вехтер вернул три произведения, похищенные его матерью», — сообщала «Гардиан»[584]. Среди них была «картина, изображавшая дворец Потоцких». Как объяснил Хорст, это название сама Шарлотта начертала на обратной стороне бидермейерской гуаши кисти графини Юлии Потоцкой (1830-е годы). На картине запечатлено прощание Артура Потоцкого с родными на балконе кабинета Отто. «Матери очень нравилась эта картина», — сообщил Хорст в тот самый день, когда ее вернул. Она висела в краковском кабинете Отто, пока тот не переехал в Лемберг, после чего Шарлотта забрала ее в фермерский дом в Тумерсбахе. «Я не очень горжусь моим поступком, — сказал Хорст об акте возврата. — Я сделал это ради матери».

По словам Хорста, он ничего не знал об утверждениях профессора Коперы относительно других картин, включая Брейгеля и Фалата. Эти утверждения были воспроизведены прессой, сначала польской, а потом в статье в «Файненшл Таймс»[585]. Газета осторожно писала: «шедевр» мастера Ренессанса Питера Брейгеля Старшего «Битва Масленицы и Поста», висевший в венском Музее истории искусств, стал объектом «спора о собственности» между Австрией и Польшей. «Если картина была незаконно перемещена из Кракова в Вену, то это обернется крупным скандалом в мире искусства», — сказал газете историк искусства из Кембриджского университета. Тут важно это «если»: наряду с оригиналом Брейгеля Старшего существует десяток, если не больше, копий этой картины, созданных его сыном Брейгелем Младшим; не исключено, что Шарлотта позарилась на одну из них. Музей истории искусств настаивал, что картина экспонируется в его галерее уже более двухсот лет. Национальный музей в Кракове мог лишь подтвердить, что располагал картиной в 1939 году, но не уточняя, какой именно версией. Вскоре после нашего с Хорстом посещения Музея истории искусств картину ненадолго удалили из экспозиции. Теперь она висит на прежнем месте.

Любовь Шарлотты к искусству и страсть владеть им отразилась на следующем поколении семьи. По случаю брака каждого из шести детей она дарила новобрачным что-нибудь из своих давних приобретений. Хорст обмолвился о деревянной скульптуре, подаренной кому-то из его братьев, и прислал мне ее маленькую выцветшую фотографию.

Святой Георгий, поражающий змея, по-прежнему принадлежит кому-то из членов семьи, не намеренному с ним расставаться. Хорст не исключает, что это работа Фейта Штоса[586], возможно, из краковского музея или собора или из какого-то иного места. Он высказал надежду, что «первоначальное расположение» и владелец будут определены «как можно скорее», чтобы скульптуру можно было вернуть. По словам Хорста, его усилия по возвращению различных предметов принимаются некоторыми родственниками в штыки. Его невестка этим «сражена», а одна из сестер обозвала его «Иудой, предателем семьи». Другая впала «в глубокую депрессию».

Сам Хорст, по его утверждениям, отклонял подобные дары Шарлотты, ничего не отдававшей просто так. Он считал, что лучше избегать даров, которые преподносятся в расчете на «взаимность». Правда, после ее смерти ее имущество и ряд ее бумаг достались именно ему. «Я всем обязан ей», — часто повторял мне Хорст. Замок был приобретен на полученное наследство; Хорсту достались также письма и дневники. При жизни Шарлотта не хотела с ними расставаться, но посмертно доверила свое сокровище «любимому сыну».

29. Июнь 1949, Рим

Первый день июня Шарлотта провела, лежа в постели. В первом из девяти своих писем к Отто за тот месяц она жаловалась на невероятную усталость. Предыдущий вечер она провела на митинге в Зальцбурге, организованному новой политической партией Союзом независимых (Verband der Unabhängigen, VdU)[587]. «Напоминанием о былых временах» назвала она эту партию, так как среди ее сторонников было много пораженных в правах бывших нацистов, которые утверждали, что в Австрии их преследуют более жестоко, чем где-либо в мире[588]. VdU давно исчезла, влившись в Партию свободы (FPӦ), вошедшую со временем в правящую коалицию[589]. В ту пору павшей духом Шарлотте все действовало на нервы, кроме VdU.

Тем временем Отто мучился в Риме от зноя. «Солнце рубит, как меч, с девяти утра, и днем в комнате такая нестерпимая духота, что остается только лежать». Нуждаясь в свежей одежде, он просил Шарлотту прислать рубашки и пиджаки. Он мечтал о легком одноцветном фланелевом пиджаке из «Ланца»[590], зальцбургского магазина, где одевались Герберт фон Караян и Марлен Дитрих. Рубашки он предпочитал желтого цвета, подходящего ко всему, но не возражал и против клетки — на ней не видно грязи.