— Пошли, Вовк, на улицу. Освежимся. А?..
— Пошли, Вовчик.
— Эй, Рома… пойдёшь? — но Рома уже, навалившись на стол, сочно храпел. Возле локтя поблёскивал жёлтый кружочек в пластике.
Вовчик посгребал в тарелку объедки, и друзья вышли во двор. Во дворе было хорошо. Пахло сеном, землёй, свежестью и почему-то деревом. Нет — дровами. Свежими дровами. Под ногами вертелся, позвякивая цепью и просительно подскуливая, лохматый Артишок.
— На, на, жри, обжора. У, опять в пыли валялся, колтуны, повыстричь бы тебя надо…
Небольшой ветерок. Темнота и тишина, покой. Хотя… Всё это видимость, насчёт покоя. Владимир вспомнил, что точно так же блаженно казалось — тишина, природа, покой, — той памятной навсегда ночью, когда они остановились пешим «табором» на ночёвку в лесу… накануне той жуткой ночи. Если бы не тот Леший… и если бы не Вовчик…
Он непроизвольно потрогал в набедренном кармане нож — теперь уже не Боуи, «приватизированный» Лешим, а банальный «Штрафбат».
Вовчик, фыркая, ополаскивался около колодца:
— Как тебе? Эти… квартиранты?
— Говно он, этот Рома.
— Да уж. И не стыдится рассказывать… Как в порядке вещей, честное слово!
— Меня про этот, про интернет-портал добило. Я уж дальше не слушал.
— Коммерсант, одним словом! Знаешь что он…
— У меня папа тоже коммерсант. И ничего в этом слове плохого не вижу!
— … знаешь, что он здесь, а не в коттедже с… с блэкджеком и шлюхами? Он сам рассказал, ещё и похвастался — он своих партнёров кинул! Я так понял. Он не сказал, конечно, прямо, но я так понял. И потому сейчас… как это? А! Рубанул хвосты — чтобы по старым связям не могли найти. Видал, а?..
— Да, много отребья с Мувска в твоё Озерье набежало, много!
— Много, Вовка! И тесно здесь ведь стало! Ты посмотри что творится! И работать ведь, что характерно, никто не хочет! В коммуну сколько? — пять-семь человек за всё время вступило? И на огородах, я бы не сказал, что остальные прям упираются. Девки только, как эти, как стахановки. Под Катькиным руководством. А остальные приезжие… Вот как этот Рома: «- Как нибудь».
— Он, я так понял, намерен тут на накопления прожить?
— Ага. «Я — говорит, — Если нужно будет какой-то продналог платить — отдам деньгами! Или просто — куплю, говорит, у местных сельхозпродукцию — и рассчитаюсь с Администрацией! Запросто, говорит!
— Ну-ну. Что-то я сомневаюсь.
— У него золото. Я так понял.
— Как думаешь, Дмитриевна продаст ему молоко за золото? И по какому курсу?..
— Наменял, понимаешь, в своё время. Всё, грит, перевёл в презренный металл. Который, грит, никогда и никого не подводил. Хоть во времена фараонов, хоть сейчас, грит. Прям поэтом стал, как про золото заговорил. Только вы, грит, никому!..
— Что ты «грит» да «грит»? Не надо, Вовчик, падать до его уровня. Особливо нам, чессным деревенским пацанам!
Оба засмеялись.
— Жалко, конечно, что кончился приват. Не дом теперь, а какая-то общага.
— Не говори… — Вовчик погрустнел, — Как-то я это всё не так представлял. Без этих идиотских «подселений».
— Все мы «это» не так представляли… «Домик в деревне», запасы, всё есть… Честный труд на своё благо на свежем воздухе… Ага-ага. Так и дали нам «честно трудиться на свежем воздухе». И, чувствуется, эти сюрпризы только начинаются…
— Да уж. Ну что, пойдём этого жулика, то есть коммерса, перевалим от стола? Убираться вообще завтра будем…
— Бабы пусть убираются, то есть женщины. Две тётки теперь в доме — со стола не уберут? Мы им что, гостиница с полным пансионом??
— Ну, судя по Роме, он так и рассчитывает.
— Фиг ему!
— Вот это правильно. Что мы, Рому с семейством не построим?..
Всё действительно только начиналось; в чём друзьям вскоре пришлось убедиться.
Пока же приходилось «сотрудничать» с новыми жильцами-квартирантами. Избу перегородили занавесками на две половинки; и так-то далеко непросторное жильё стало совсем тесным.
Женщины Ромы, жена и дочка, оказались совершенно неприспособленными к сельской жизни; на следующее после попойки-знакомства утро они (особенно дочка) с явным недоумением восприняли пожелание помочь в уборке остатков вчерашнего пиршества и мытье посуды; впрочем, Инна, поняв вскоре, что вариантов нету, включилась в работу; а дочка же, узнав что в деревне квартирует и Мувский шоу-балет («- Ого?? И Мэгги даже?? Ого! Конечно знаю, кто же её в Мувске не знает!») упорхнула туда знакомиться.
Ромин сын не подавал признаков присутствия, валяясь на раскладушке за занавеской и терзая, за неимением интернета, какую-то компьютерную игрушку на ручной приставке с экраном.
Похмельный Рома выбрался на крыльцо только к обеду; мутным взглядом оглядел двор, попытался сфокусировать взгляд на Владимире, что как раз отжимался на кулаках, забросив ноги на чурбан возле сарая; сплюнул тягучей слюной на залаявшего Артишока и обратился к правящему пилу возле крыльца Вовчику:
— Эта… Рассолу нету? Ладно, у меня алко-зельцер в машине…
Развалистой походкой заковылял было к машине, но тут же обернулся и с тревогой спросил:
— Я вчера… эта… про что говорил? А?