Крысиные гонки

И… и совесть мучила. Что приняли их тут хорошо, как родных; ели из одного котла — а они, получается, коварные замыслы вынашивали! Но вы ж поймите, поймите нас! — дочка у нас там, Вероника! Что ж делать-то было?? Нет-нет, никаких сведений не передавали; да и связи никакой не было… А было только ужасно мучительное ожидание непоправимого. Жена плачет день и ночь, вот, баба Настя свидетель. Нет сил терпеть больше — вот и пришёл. Покаяться. Что дальше делать — не знает.

Вовчик только переглянулся тогда с Отцом Андреем и Вадимом: ясно стало, что за записка попала к ним в руки кому была адресована. Другой вопрос — кто передать пытался, и обронил? Может быть тот «диверсант», Артурчик; недаром он к задам огородов пробирался; и Зулька его спугнула как раз на огороде дома, где Волошины живут… Может и так, может и так… Тогда Леонида вроде как и ни при чём?? Так её никто и не винил «в связях с неприятелем»; основная претензия — серёжки золотые и «пораженческие настроения», паникёрство, недопустимое в военное время… Не, правильно, правильно её под арест. Неприятная тётка; вредная, тёмная. Потом с ней разбираться будем, как с ситуацией определимся. Если будет кому определяться. И — вроде как не сегодня! — с колокольни передали, что приехавшие бойцы, в сопровождении хроновских ребят группами по два-три человека отправились по домам… Вроде как на постой. Ненадолго это, конечно. Судя по всему, всего-то до завтра отложили «представление».

С Катькой, перед тем как разойтись, переговорили…

Пока все одевались, прощались, они остались как бы случайно наедине.

— Ну, ты, Кать, вообще… классно её, ну, Леониду уделала! — как всегда, при разговоре с Катериной, Вовчик становился косноязычным, и начинал говорить ну совсем не в тех «терминах», выражениях, как стоило бы говорить с девушкой: «вообще», «классно», «уделала»…

Разозлился на себя за это; пересилив себя, взял её за руку — она, против ожидания, руку не отняла.

— Мы все погибнем завтра, Вовчик!..

— Очень может быть… — и, с какого-то бодуна, сдуру, «предложил»: — Давай с тобой… переспим по этому поводу!..

Почувствовал, что краснеет; но сказанного уже не воротишь, и потому, как бросаясь в воду, продолжил:

— Всё равно терять нечего!

Катя, помедлив, высвободила руку:

— Всегда есть что терять…

— Ну да, ну да. Не тот случай, не та дата?..

Ушла.

Хотелось крикнуть ей в след:

«— Я же люблю тебя, Катя; мне кроме тебя никто не нужен; ты — самая лучшая; ну прости, что болтает мой язык; это всё от беспомощности!..»

Ушла. Промолчал, да; лучше бы вообще рта не раскрывал, дурак!

Да. Ну я и брякнул… А что? Вспомнил: «- Лучше поздно, чем никогда!» — сказал еврей, кладя голову на рельсы и глядя вслед уже прошедшему поезду». Вот и я так…

Ладно, не то время и место для признаний в любви; и не те слова; а «тех самых слов» ещё не приготовил…

Может быть эти?
— Меня сотворили
Для жизни земной
И поселили здесь
Рядом с тобой,
Чтоб также, как нас,
Мы могли сотворить
Детей, для которых
Продолжится жизнь.

Может быть. Только будет ли ещё возможность что-то сказать, наедине?..

Ничего не придумывалось. Это «Господь спасёт!» как-то не грело…

А люди как смотрят — с надеждой!..

Так — вид «бодро-весело», нечего на людях нос вешать!… И надо будет пойти сейчас «домой», допить коньяк, чтоб не пропадать добру; да переодеться в чистое — как товарищ Сухов в «Белом солнце пустыни»; вот-вот, точно, как товарищ Сухов…

Подошёл Отец Андрей.

— Нет-нет, Андрей Викторович, всё нормально… Правильно вы тогда: «Господь поможет!» Будем надеяться, будем надеяться…

— Сложно всё в мире этом, Володя. Верю я — отобьёмся. Люди жёстко настроены. По-боевому. Вот и Геннадий Максимович говорит…

— Угу, угу… «Отобьёмся». Меня — знаете, ваше преосвященство Папа Андрей; меня-то точно повесят — если живым возьмут. Но — не возьмут, конечно… (поглаживая в боковом кармане гладкий бок одной из двух гранат, оставленных в свой приезд Вовкой). — Но… как подумаю, что Хронов, сволочь эта, будет надо мной стоять… блевать тянет. Пойти домой, выкинуть куда в нужник мультитул фирменный, фонарики, читалку, батарейки, ещё всякую оставшуюся шнягу? Захотят попользоваться — чтоб не на готовом, а пусть из говна подостают?

— Эк тебя ломает, Володя… Не один ты что-то теряешь. Меня, как думаешь, оставят в живых?.. — а у меня, я говорил тебе, девять детей. Вот то-то. Или Вадим — а у него двое дочек, ему каково?? А ведь помнишь? — ты рассказывал. Тогда, на поляне, в худшем положении ты, вы все были! Господь спас! — в лице этого, ты говорил ещё… Лешего, да. Молись, Володя! Господь защитит! Испытание это нам ниспослано — так к этому и относись!

— Понимаю, всё понимаю, батюшка… Одно не пойму — чего бы Господу с испытаниями тогда, в прошлый приезд никоновских, не закончить? Самое подходящее время было… Нет — дал ещё аж два месяца…