Крысиные гонки

Придвинувшийся Вадим взял листок и внимательно его изучил. Ничего не сказал, положил на стол. Тут же листок пошёл по рукам.

— При чём тут это-то? Записки какие-то, родственники!.. — не удержалась опять Леонида Ивановна. Тут же сама себя одёрнула — ну куда лезешь?? Сиди, делай вид, что не при делах!..

— Странно мне показалось, что записка кому-то — от старосты, и находится у нас, возле церкви…

— Дааа…

— Его это почерк, БорисАндреича! — подтвердил и кто-то из женщин, — Я тоже его почерк знаю. Мне, когда мы в Демидовку за товаром ездили, он список давал — мы и для деревни привозили…

— И что? Катя — договаривай; какие твои мысли?

— Что тут «договаривать»? — раздалось из полумрака комнаты, куда отошёл Вадим, — Ясно что. Борис Андреич с кем-то ведёт переговоры. Иносказательно. Поскольку записка обнаружена у нас — стало быть, с общины. Не развёрнута, говоришь, была? — значит, не успели передать.

— И?..

Всё-таки медленно до людей доходит, отметил внимательно слушавший и молчавший Вовчик. А Катька — молодец. И Андрюшка — так дважды молодец! Надо будет поощрить пацана. Настоящий контрразведчик — бдительный! А я — дурак! Болван. Ведь думал же про это — что не только мы происходящим в деревне интересуемся; но и они — происходящим у нас! Выспрашивают, выведывают. Возможно — агентов своих подсылают, а как же! Явно ведь переписка с кем-то из общины. А я, олух, ушами хлопаю!

— Что «и..?» — продолжил Вадим, — «На базарчик» давно уже никто без разрешения и в одиночку не ходит. Переговоров не ведёт. Никакого общения с деревенскими, кроме как в группе. А тут — явная угроза: что «со здоровьем родственника возможны проблемы». Агентурная передача, что тут думать!

— Я-то тут при чём?? — всё же не выдержала и сорвалась Леонида Ивановна. Все уставились на неё — и все отметили, как она изменилась: теперь это была не вальяжная, полная своей значимости бывшая работник РОНО; это была пожилая испуганная тётка, с растрёпанными волосами, красным лицом и трясущимися губами, — У меня никаких родственников в деревне нету!! И со старостой я последний раз общалась я уж и забыла когда, наверное, ещё летом! Почему эта!.. на меня эти клочки!.. какие-то!..

— А я не на вас, — пояснила Катерина как ни в чём ни бывало, — Я просто к сведению. Что с кем-то староста ведёт в общине переговоры. А вы, между прочим, в числе немногих на базарчик ходили…

— И ваши, и ваши девки ходили!! — с привизгом.

— И наши, да. Наши «девки». Не ваши. Не просто «девки». А «ваши». Да, ходили…

Грамотно! Вовчик восхитился. Грамотно как Катька Леониду колет — как бывалый опер! А я, лох, сижу и ушами хлопаю…

— На таких мелочах в Чечне агенты и сыпались! — добавил из полумрака Вадим.

С Леонидой Ивановной случилась истерика. Она кричала, что все сволочи; что все только зла ей желают — она давно это чувствует!! Что ни про какую записку она ничего не знает и знать не желает; что «эти прошмандовки» специально её погубить хотят — так как она одна «за мирное решение конфликта»; а «эти твари» сильно в деревне насолили, и пощады им не будет, — но почему мы, мы-то почему из-за них должны страдать??! Да пусть никоновские придут на пригорок — не убьют же они всех, не-за-что!! А этих шалав — пусть забирают, мы-то при чём! И Отец Андрей — не должен!.. не должен он! С пистолетом — как бандит!! А она — она хотела чтоб договориться! — а тут с идиотскими подозрениями!! Татарин ещё этот влазит!! А серёжки у неё не золотые нисколько, она может предъявить, если найдёт, конечно; не помнит, куда сунула — потому что не ценные они! И вообще никто не обязывал сдавать непременно всё золото; не было такого обязательства! — кто что мог и хотел, тот то и сдавал! Она знает — не все сдавали; а она сама — сдала: кольцо, и кулончик с цепочкой, да-да! Зачем только с вами, с идиотами связала-ась!!

Смотреть на неё было противно и жалко; и все поневоле отводили глаза, чтобы не видеть это отвратное зрелище — как извивающийся полураздавленный червяк! Не было ей, Леониде, что предъявить с полным основанием; но все, включая пару тёток, что поддерживали её ранее, остро почувствовали, что не то, не то она говорит, что должен бы говорить правдивый человек, которому скрывать нечего! Обидно говорит, и подло.

Отец Андрей встал.

— Значит, вот что, братие и сёстры. Время у нас сейчас очень суровое, и досконально разбираться во всех деталях мы себе позволить не можем — время поджимает. Основное надо решить. Из основного… что ж. Никого мы «отдавать» никоновским не станем, и вообще — окажем посильное сопротивление, как подобает христианам; и, если понадобится, «умрём за други своя». А Господь нам, я уверен, поможет! Что же касается, вот… Леониды Ивановны… то — из Совета она исключается, — моим единовластным решением…

— Изолировать надо! — подсказал Вадим.

— Вплоть до полного прояснения обстановки Леониду Ивановну объявляю под домашним арестом! Из дому не выходить. В разговоры не вступать…

— А если я не подчинюсь?? — выкрикнула та.