Длинный коридор выводил в расположенное за медпунктом просторное помещение, по всей видимости предназначавшееся для укрывшихся в бункере людей. Тускло освещенное, сейчас оно пустовало. Лишь дальний угол выглядел обжитым: несколько раскладушек, ящики с личными вещами – одеждой и книгами, ящики с крупой и консервами, стол с металлической посудой, буржуйка с длинной трубой, подсоединенной к толстой трубе дымохода, проходящего через весь бункер.
Остывающая печь легонько потрескивала, словно призывая гостей раскочегарить ее и немедленно заняться готовкой.
Леонид тщетно озирался в поисках хозяев, которым не суждено было растопить печь, отобедать за разговорами о работе и вернуться в лаборатории, где, судя по спартанской обстановке жилого помещения, они проводили большую часть времени.
Нигде не обнаружилось ни трупов, ни крови. Наверняка все случилось наверху, в лабораториях. Иначе они не услышали бы выстрелы с улицы.
– Что дальше? – Кристина, неотступно шедшая следом, остановилась на пороге.
Чита не ответил. Молча побрел к ближайшей раскладушке. Казалось, каждый следующий шаг давался ему все с большим трудом.
– Все хорошо? – испуганно спросила девушка.
Если бы не страх в ее голосе, парень не нашел бы в себе силы ответить.
– Минутку посижу, голова кругом. – Он присел на край раскладушки, потерял равновесие, едва не опрокинув зыбкую конструкцию, и, чтобы не упасть, предпочел лечь. – И выход в университет проверю, надо закрыть, пока зеленые…
Не договорив, он прикрыл глаза. Навалившаяся темнота закружилась разноцветными, пульсирующими пятнами. В голове что-то защелкало, будто бы проржавевшие, сломанные, с трудом цепляющиеся друг за друга шестеренки в изношенном механизме пытались крутиться из последних сил.
Леонид и сам ощутил себя шестеренкой. Одинокой, оторванной от остальных – от Деда, Штыка, от родной станции. Ненужной, бесполезной шестеренкой. Он схватился за эту болезненную мысль, пытаясь подступиться к ней с разных сторон, отыскать лазейку, убедить самого себя в необходимости что-то предпринять, продолжить движение. Но, так и не сумев обдумать ее как следует, потерял сознание.
Глава 7. В ловушке
Леонид сидел на скамейке в небольшом сквере. Дождь перестал, но вода все еще струилась с ветвей. Наверное, скоро здесь будет очень красиво. Как только цветущий май вступит в свои права, сквер наполнится благоуханием распустившейся черемухи, а деревья покроются зеленой, сочной листвой.
Он откинулся на скамейке, подставляя лицо свежему ветру, оросившему лоб и щеки дождевой влагой, вдохнул полной грудью. Как же здесь хорошо. Даже сейчас, когда природа еще не набрала сил после долгой и суровой зимы. Разве что безлюдно. И от этого немного жутко и тоскливо. Или это памятник нагоняет тоску?
Наверное, когда-то здесь любили бывать влюбленные, избрав скульптурную композицию символичным местом встречи. Припомнились сведения из путеводителя Шаха, оставшегося в рюкзаке у Николая. Во время ночевки в квартире около Выборгской Леонид, по старой привычке читать все, что под руку попадется, успел изучить книгу, в которой, помимо прочего, были указаны местонахождения памятников и музеев с краткой информацией о них, а также иллюстрациями.
Каменного парня, юного и стройного, звали Карл. Каменную девушку, застывшую в его объятиях, безмятежно уронившую голову ему на грудь – Эмилия. Двойники настоящих влюбленных, не получивших от родителей благословения на брак. В отличие от прототипов, которые, не вынеся горя разлуки, покончили с собой, их каменные копии были неподвластны влиянию времени.
Защищенные от бесконечных питерских дождей куполом бронзового зонта, влюбленные недвижимо стояли посреди безлюдного сквера в огромном, мертвом городе. Ничто не могло согнать их с места. Казалось, для них не существовало ни Катастрофы, загнавшей остатки выжившего человечества под землю, ни окружающей действительности, населенной иными, более пригодными к выживанию в новых условиях видами.
– Их больше нет. Раскололо и снесло взрывной волной. Только зонт уцелел. Волна его высоко унесла. И аэродинамика у него хорошая оказалась. Говорят, до сих пор над городом летает.
– Правда?
Знакомый голос вырвал парня из задумчивости и заставил на долю секунды возликовать от радости встречи.
– Нет, Леня. Зонта тоже больше нет. И тех, кто его летающим над городом мог бы видеть, нет. Никого и ничего не осталось. Меня вот теперь тоже нет. – Дед, сидящий на постаменте, откинул голову, показывая в качестве доказательства ужасную рваную рану на шее.
– Как же так? – Голос Леонида задрожал. В нем прорезалась невесть откуда взявшаяся обида.
– Я не знаю, что мне делать.
Он опустился на постамент рядом с командиром.
– Делай, что должен, и будь что будет.
– Дед, это пустые слова, они ничего не значат. – Чита закрыл лицо руками, будто собираясь расплакаться.
– Ты должен найти свою шестеренку, – глубокомысленно изрек старый диггер, доставая из кармана ватника папиросу.