Крысиный король

Николай огляделся, пытаясь отыскать на местности знакомые ориентиры. Кажется, они рядом с Выборгской. Точно, если пересечь улицу и пройти через дворы, он выйдет к дому, где они ночевали после ухода со станции. Мысль отсидеться в знакомой квартире казалась дельной. Прометей был слишком слаб. Да и сам диггер держался, в основном, лишь усилием воли.

– Теперь, брат, почти добрались. – Штык ласково погладил пушистый загривок. Прометей благодарно ткнулся мокрым носом в его ладонь и зажмурился.

Николаю казалось, что все вокруг сияет, будто бы сами здания слеплены из чистого света. Солнечные блики гуляли по витринам магазинов и окнам домов несмотря на то, что те были покрыты слоем пыли. Видимость ухудшилась окончательно. Как бы Штык ни поворачивал голову, он не мог избавиться от прыгающих прямо в глаза солнечных зайчиков.

Пот лился не только со лба. Диггер ощутил, что промок так, будто бы ему за шиворот до того, как он залепил щели скотчем, вылили не меньше целой фляги воды. Мысль о воде заставила Николая осознать, что ему очень хочется пить.

– Надо идти, здесь рядом. – Прометей не отреагировал, положил морду на асфальт и вытянул лапы. – Не спать, брат!

Штык опять погладил его по загривку, взялся за ошейник, тихонько потянул, поймал на себе взгляд уставших карих глаз. Пес тяжело вздохнул, оторвал от асфальта морду, за которой потянулась розовая ниточка слюны. С укоризной посмотрел на человека.

Николай представил, как тащит обессилевшее животное, и на мгновение пожалел, что бросил у той злосчастной парадной автомат, а не собаку. В следующий миг ему стало стыдно за предательскую мысль. Стыд придал свежих сил.

В какой-то момент он обнаружил, что Прометей больше не помогает ему, перестав перебирать лапами. Штык дал раненому товарищу короткую передышку, после чего попытался поставить его на лапы, но ничего не вышло. Тот упорно поджимал согнутые конечности, не желая продолжать путь.

Николай выругался, потянул за ошейник. Пес захрипел, уперся, напряг жилы на шее.

– Давай, брат! Надо!

Ответом было упорное сопротивление. Диггер обернулся, разглядывая улицу. Убежище было рядом. Уютная квартирка, где нет никаких тварей.

Двор впереди не внушал опасений. Движения в нем не наблюдалось, дорога была свободна, двери парадных закрыты.

Вспомнив ловушку, в которую они недавно угодили, Штык вспомнил и реакцию пса.

– Опасно?

Пес беззвучно гавкнул, вернее, приоткрыл пасть.

Штык пристально всмотрелся в пространство впереди. Заметил в нескольких метрах от себя мертвую крысу, лежащую на обочине. Трупик был свежий, в отличие от мертвой птицы, лежащей в метре от крысы. Собственно, если бы не тонкие косточки, оставшиеся от раскинутых в стороны крыльев, принадлежность трупика к отряду пернатых было бы невозможно определить.

Николай не мог отвести взгляд от трупов животных. Что-то настораживало, но он никак не мог сообразить, что именно. То, что останки лежат будто бы на одной и той же невидимой линии?

Штык наклонился над обочиной, зашарил по ней взглядом. Запустил руку во влажный, еще не просохший после вчерашнего ливня чернозем. Загреб рыхлой земли, внимательно рассмотрел. Не найдя искомого, копнул еще глубже, вытянул из земли длинного, толстого червя.

Тот извивался, пытаясь вырваться из пальцев и вернуться обратно в родную среду обитания. Штык вдруг почувствовал себя точно таким же червем, выдернутым чужой волей с родной станции и вынужденным теперь выживать в незнакомой, агрессивной среде.

Вспомнился разговор с Читой. Ведь сам хотел быть диггером и жаловался на спокойную жизнь. Теперь вот вдоволь хлебнул приключений. Дед мертв. Чита с Кристиной, если и живы, черт знает где. Да что уж там, если честно, не очень-то верилось в то, что они дойдут хотя бы до Выборгской. Что же, иногда жизнь бьет тебя в поддых, чтобы ты понял, что раньше все было не так уж и плохо.

Николай сделал несколько шагов по направлению к невидимой линии, отмеченной трупиками крысы и птицы. Прометей сзади завозился, заскулил. Диггер остановился, чтобы не нервировать пса, бросил червя на асфальт.

Упав немного дальше крысиного трупика, червь стал извиваться, будто бы оказался на раскаленной сковороде, забился в судорогах и замер. Штык попятился, отступая к жалобно скулящему Прометею.

Чертова Катастрофа. Во что она превратила город? Как будто бы недостаточно разлитой в воздухе радиации. Николай нервно усмехнулся. Иногда нужна встряска, чтобы понять, что до этого было не так уж и плохо.

Впрочем, город – не человек. Он сильнее и выносливее. Очень хотелось верить, что Питер очнется, встрепенется и поднимется с колен. Год, два, три. Десяток лет, сотня, пусть даже тысяча – плевать. Город обязательно оклемается, пустит в себя людей, заживет прежней жизнью. Тварь со щупальцами из парадной сожгут из огнемета, радиацию обезвредят. Найдут способ, обязательно найдут. А прочая хрень… и с ней справятся. Питер оклемается, обязательно. Лишь бы не война в метро, способная добить остатки человечества.