Казалось, что прошла вечность с момента прихода на Петроградку. Космачи докурили и ушли по своим делам. Леонид в благодарность за угощение сунул им патрон и остался дремать у тлеющего костра. Было понятно, что Кристина и Кольцов не вернутся.
– Ты что, дурь курил?
– Нет, конечно!
Чита взглянул на самокрутку в руке, не спеша затянулся, ловя на себе негодующий взгляд Кристины, хихикнул.
– Леонид, зачем вы так? – Иван заботливо обнял его, помог подняться. – Нам надо уходить. На станции Власов, и, кажется, он нас тоже видел. На Горьковскую нам не пройти.
– Пойдем через Спортивную, выйдем на Адмиралтейской. Мы нашли проводника, но придется раздобыть патронов.
Чита попробовал утвердиться на ногах. Слегка покачивало. Расслабленные наркотиком мышцы требовали отдыха. Очень не хотелось снова бежать.
– Где ваш проводник? Черт с ними, с патронами. Доберемся до Альянса – дело сделано. От голода не помрем, – произнес он и непоследовательно добавил: – А через Спортивную все равно не пройдем, они пошлину дерут, а мы с пустыми руками.
Невский впечатлял. Даже сейчас. Больше, чем Петропавловская крепость. Петропавловку Штык обошел стороной как можно быстрее. По Троицкому мосту он и вовсе устроил спринт, ловко обегая редкие, но внушительные сквозные дыры, сквозь которые можно было разглядеть водную гладь. Бежал, опасаясь в любой момент услышать выстрел петропавловской пушки.
По рассказам диггеров, пушка, как и в прежние времена, стреляла каждый час. Вот только если раньше выстрел пушки обозначал точное время, то сейчас он означал, что пробил чей-то смертный час. Ясен пень, чей. В метро выстрелы пушки не слышны. Только диггеры и могли ее услышать. Главное впечатление, которое осталось от Петропавловки – высокий, острый шпиль, подпирающий низкое, тяжелое питерское небо.
На одном дыхании Николай преодолел набережную Лебяжьей канавки и Садовую улицу. Несмотря на быстрый темп передвижения, он не забывал об осторожности. Тем более, что город в этот полуденный час кишел тварями. Дождя не было уже вторые сутки, а солнце набирало силу с каждым часом. Вот живность и вылезала погреться.
Тепловизор на трофейной винтовке сослужил добрую службу. Примечая тварей заранее, Штык обходил их стороной. Вскоре такой темп его изрядно вымотал. На пересечении Садовой и Невского он позволил себе расслабиться и теперь брел прогулочным шагом.
Невский впечатлял. Поблекшие, но все еще достаточно притягательные для глаза вывески, изящные фасады, обилие уцелевших, хоть и пыльных, стекол в окнах. Бесчисленное множество магазинов, кафе и черт знает чего еще, расположенное по обеим сторонам широченного проспекта, привлекало внимание.
От этого радующего глаз изобилия Николай слегка растерялся. Хотелось зайти в каждое здание, понять, чем оно раньше жило, чем приманивало людей, какую лепту вносило в этот непрекращающийся поток жизни под названием Невский проспект.
О том, что жизнь здесь так и кипела, догадаться было нетрудно. Проезжая часть Невского была забита мертвым транспортом. Автомобилями, аккуратно оставленными у обочины или брошенными прямо на проезжей части.
Диггер остановился. Дорогу перегородил небольшой автобус, чем-то напоминающий буханку хлеба, как ее описывали те, кто успел пожить до Катастрофы – вытянутый и квадратный. Автобус заехал на тротуар, протаранив стеклянную витрину магазинчика.
Николай хотел обойти препятствие, но тут его взгляд привлекла вывеска на стене. Красными буквами на черном фоне было написано Sex-Shop и нарисована стрелка, указывающая на ближайшую арку.
Иностранного языка Штык, конечно, не знал. Однако первое слово было знакомо по нескольким страничкам из похабных журналов, которые он выменял у цыган. Странички с изображениями обнаженных девиц он заботливо хранил под матрасом, периодически извлекая под настроение.
Идти во двор было глупо, но заветное слово манило к себе, словно тарелка бесплатной и наваристой похлебки. Внизу живота потянуло, а сердце забилось чаще.
Николай внимательно оглядел проспект, безжизненный и мертвый. Движения не наблюдалось. Что ж, можно рискнуть сунуться во двор. Диггер прошел под арку, припал к стене, замер. Немного подождав, выглянул. Преследователей не было видно. На всякий случай он рассмотрел проспект через прицел-тепловизор. Успокоившись, исчез в подворотне.
Не прошло и десяти минут, как он вышел обратно. О своей маленькой экскурсии по подворотням диггер уже успел пожалеть. В магазинчике были только ряды полок, уставленные слепками мужских причиндалов. Штык вновь замер под аркой и крепко задумался.
Сейчас Невский проспект казался ему брюхом располневшего, разленившегося, обрюзгшего и зажравшегося толстяка, излишком на теле города, без которого можно было бы обойтись. Создавалось впечатление, что люди здесь только тем и занимались, что удовлетворяли свои низменные потребности. Ели, пили и покупали все, что захотят. На что только хватало средств.