Крысиный король

Леонид хотел было отказаться, но, помешкав, кивнул. На душе скребли кошки.

Кристина до самой Петроградки не сказала ему ни слова. Парня мутило. Пытки и удары головой не прошли даром. Ввиду его плохого самочувствия Кристина предложила ему по прибытии остаться на платформе – приглядывать за туннелем на тот случай, если Власов все еще преследует их.

Сама же она вместе с Иваном отправилась к переходу на Горьковскую, чтобы узнать, не возьмется ли кто провести их. Чита остался и от нечего делать подсел к костру, у которого грелись два косматых мужика неопределенного возраста.

Дурь Леонид недолюбливал. Пробовал пару раз, но от нее путались мысли и обострялась тревожность. Зато утихала боль. Это он знал точно. А боли хватало. На сердце скребли кошки, в голове грохотали артиллерийские пушки. Еще и в пустом желудке гулко ухало тревожным набатом.

Чита затянулся. Самокрутка принялась медленно тлеть. Огонек на мгновение вспыхнул ярко-ярко.

С непривычки захотелось кашлять, но это было как-то неприлично – выдыхать драгоценный дым дармового угощения. Парень задержал дыхание, потихоньку втягивая дым в себя, не сдержался, закашлялся. Космачи засмеялись.

– Я же на Ветерках жил, а работал здесь, на Петроградке. Домой после смены на метро ездил. Быстро и удобно, главное – пересадку не проспать.

Леонид заслушался. Попробовал представить, как это – добираться до дома на поезде. Стоишь на платформе, и вот поезд подъезжает – с гулом, со свистом, гоня впереди себя теплый, сплющенный воздух, выжимая его из туннеля. Проносится мимо тебя – длинный-предлинный, такой, что все население Выборгской можно погрузить в один поезд и увезти.

Вот промелькнул мимо головной вагон, унося за собой остальные, и думаешь – не остановится, умчится прочь, нырнет в туннель – и все. Кто ты такой, чтобы целый поезд ради тебя остановился? Но нет, ход замедляется, скрипят тормоза и распахиваются двери, приглашая тебя войти, подтверждая, что ты достоин.

Как там, внутри, Чита вообразить не мог. Фантазии не хватало. Наверное, все блестит и светится. Висят какие-нибудь цветные картинки. И пассажиры – добрые-предобрые. А чего им злиться? Поезд за считаные минуты отвезет их на такое расстояние, на какое и диггеры не ходят. Домой, на работу, в гости. Благодать. На этой станции сел в поезд, а на той – вышел. Ни тебе гнильщиков в туннелях, ни пошлин между станциями.

– Вот… – Косматый затянулся, выдыхая сладковатый дым. – Только поезда не всегда до Ветерков ходили. Пересядешь, бывало, на Техноложке, проедешь остановку, а там и объявят – поезд идет до станции Автово.

– Почему так? – перебил Леонид.

Рассказчик недовольно покосился на него, пожевал губами, затянулся самокруткой и ничего не ответил. Парень не расстроился. Огонек сигареты зарделся, Чита глупо захихикал.

– Сидишь и думаешь – сейчас выйти и другого дождаться, чтобы сразу до Ветерков доехать, или в Автово выйти и там подождать? С одной стороны, сейчас выходить лень, только сел, да и Автово – станция красивая, можно там переждать. С другой – знаешь, что все в Автово выползут, а новый поезд и так полнехонький приедет, такая давка будет! Пока до Ветерков доедешь, ребер не досчитаешься. Сидишь и думаешь – а вдруг все же доедешь до Ветерков?

– Ни хрена! – обрадовался второй космач. – Кому говорят – поезд следует до станции Автово!

– В том-то и дело, – пояснил рассказчик. – Выходить не хочешь, в давку тоже не хочешь. Сидишь и надеешься. Я сейчас понимаю, что это не мои мысли были, это мне Изначальный Монтер нашептывал: «Верь!»

– А ты чего?

– А я на Кировском выходил. В Автово все вылезали, а на Кировском посвободнее было. А если бы верил, может, и до Ветерков бы доехал по милости Изначального. Представь только – все вышли, пустой поезд, и я один до Ветерков еду. Кайф.

Мужики замолчали. Леониду тоже не хотелось говорить. Легкие были полны сладкого дыма. Казалось, желудок тоже насытился. Боль утихла. Очень хотелось, чтобы Кольцов с Кристиной не возвращались. Может, они так и сделают? Может, поэтому и оставили его здесь? Плевать. На все милость Изначального.

– Все под Изначальным ходим, – подытожил Леонид.

Рассказчик вздрогнул, внимательно посмотрел на Читу, будто вспоминая, кто он такой, и расплылся в дружелюбной улыбке.

– Сечешь, парень. На все его воля. Кому монтировкой по голове, а кому – до Ветерков.

Леонид задумался – обо всем и сразу. Об Изначальном Монтере. О его всемогущей монтировке. О том, что можно ничего не предпринимать, не бороться с обстоятельствами, а верить. Впрочем, это не так-то легко – верить. Попробуй, усиди в поезде, когда все выходят. Так можно вместо Ветерков и в депо уехать. Там-то от Изначального по голове монтировкой и получишь со словами: «Я для кого объявлял – до станции Автово!»

Вера – штука сложная. Лучше уж, как Дед учил – на Изначального надейся, а сам не плошай. Знай себе на Кировском выходи, и будет тебе счастье. И ребра целые, и место удачное займешь.