Крысолов

Затем Леонид отправился звонить начальству — думаю, в Петербург, а может, и в Москву. Мои лейтенанты уже не скрывали, что связаны с Борисом; об этом хоть не говорилось, но будто разумелось само собой Если в процессе компьютерных расчетов произошли неприятности, нажмите клавишу “эскейп”… Тоже не говорится, но разумеется, как и многое другое в нашей повседневной жизни. Лев остался со мной и, пощипывая усы, начал дотошно выпытывать каждую деталь вчерашних посиделок. Я рассказал в подробностях, что пили, о чем говорили и как хохотали над анекдотом про интендантского полковника. Затем подвел его к скамье, уже исследованной полицейскими; стол был убран (видимо, Санчесом), а под скамейкой и вокруг нее валялись увядшие цветы тамариска, окурки и четыре скомканные обертки от жвачки. Лев покосился на этот мусор, пожал плечами и направился к бассейну, пробурчав, что криминала и вещдоков тут не наблюдается. Но у меня сложилось иное мнение. Какая-то мысль стучала в мозгу отбойным молотком, или, если использовать более поэтический образ, кружила, как чайка над океанскими волнами. Что-то смутное, связанное с ненайденной бутылкой… Я вдруг подумал, что смерть Бориса разительно непохожа на смерть Сергея: ни огнестрельной раны, ни ссадин, ни синяков — словом, ни единого следа насилия. Похоже, он в самом деле напился вдребадан и ухнул в воду, пребывая в абсолютно невменяемом состоянии… Напился? Но при мне он выпил чуть-чуть, в общей сложности граммов сто пятьдесят, а чтоб напоить такого лося, нужна не бутылка — бочонок… Да и зачем ему пить с коллегой из враждебной конфессии? Пить до бесчувствия, имея с собой футлярчик с драгоценным амулетом?..

Это как-то не вязалось. Совсем не вязалось… Ни бутылки, ни бочонка, ни смысла, ни резона… Другое дело — если его одурманили… Но чем? Я наклонился, поднял валявшиеся в траве обертки и начал их разглаживать. Две — от “Дирола" — вайт, без картинок, с синей и белой надписями по серебристому фону, одна — от “Стиморола”, со снежинкой, и еще одна — неведомой мне марки, золотистая, с едва заметным медицинским запахом. Вот и нашлась искомая емкость, промелькнуло в голове, пока пальцы автоматическими движениями расправляли золотой фантик. На обороте был какой-то текст, на английском и очень мелкий, но у меня хорошее зрение. Я вгляделся и прочитал, что лечебная жвачка с клофелином предназначена для гипертоников, что она стабилизирует давление, но, в сочетании с алкоголем, оказывает мощный седативный эффект. Клонит в сон, иными словами. Затем перечислялось еще пять препаратов, добавленных к жвачке, с формулами и названиями из двадцати букв, но это я пропустил; к стыду своему, должен сознаться, что не силен в органической химии. Как, очевидно, и Борис. А зря! Временами не мешает знать, что мы едим, что пьем и что жуем.

* * *

Я поднялся в номер, принял душ, побрился и переоделся, затем решил позавтракать. Пока допивал кофе с бисквитом, чистку бассейна закончили, но ни один постоялец не спешил плюхнуться в голубовато-хрустальные воды. На лежаках и шезлонгах тоже не было никого, зато портье с мрачной миной наблюдал, как немка со своими отпрысками и багажом садится в такси. За ней отбыли гомики, полдюжины англичан, две наши супружеские пары из Питера и еще кое-какой излишне впечатлительный народец. Санчес тоже был мрачен на завтрак явилось всего человек двадцать, и среди них — полковник Гоша с красными, как у вампира, глазами. Я подумал, что ему бы клофелиновая жвачка не помешала, обеспечив разумную экономию средств. Хотя кто его знает? Вполне возможно, цена чудодейственной жвачки была побольше, чем у бутылки “Столичной”.

Ко мне за столик подсели Гриша с Лешей и завели разговор о том, что, в силу прискорбного случая, есть возможность переменить прописку. Я ответил, что собираюсь купаться в море, что вполне доволен “Алькатразом” и не хочу съезжать, что у меня тут завелись друзья, включая бармена Санчеса, и все мы должны поддерживать друг друга в горестях, хранить российские традиции, бодриться и не кукситься. Затем я отоварил свою карточку, и мы, как положено, выпили не чокаясь — за упокой души Бориса.