Крысоловка

– Подарили на пятидесятилетие, – пояснил он. – Не правда ли, искусная работа? Один мой добрый приятель – таксидермист. Выслеживал зверя, поджидал в засаде. Зверюга повадилась еженощно наведываться в его сад и жрать тюльпаны. Однажды нажралась раз и навсегда.

Роза вспомнила косулю, что иногда встречала на рассвете. Худая, один рог отколот. Не видела ее с прошлой осени.

– Входите!

Две стеклянные двери распахнуты настежь. Махнул в их сторону.

Она осознала, что впервые в его доме. Договор аренды подписывали внизу, в ее домике. Комната за холлом была просторная, но заставленная, словно хозяева переехали недавно и еще не пристроили всю мебель. Вдоль стен рядами стояли кресла. По виду антикварные. В центре – длинный столик в восточном стиле с инкрустацией из медных пластин, у столика – два кресла с подлокотниками в виде орлиных лап. Роза села в одно из них. Холодная кожаная обивка скользила.

– Принесу что-нибудь выпить, – сказал Клас Шредер. – Нам обоим не помешает.

Подозревает ли он ее, заметил ли беспокойство? Понимает ли, что она напугана?

Клас Шредер появился с подносом, инкрустированным спичками. На подносе – два стакана с кубиками льда и широкая бутылка с остатками виски. Хозяин наполнил стаканы. В упор посмотрел на нее, во взгляде ни намека на слабость.

– А теперь, Роза, я хочу поговорить…

Ингрид

Ледяные руны. Руны из раскаленного добела льда. Казалось, она мчится по льду. Скрежет под ногами. Опасность. Лед может треснуть.

Лицо все тряслось, не остановить, зубы стучали. Точно стук швейной машинки. Боль, когда зубы задевали язык. Распух, из ранок сочилась кровь.

Я не могу дышать. Горло будто стянуто чем-то.

Тишина. Но тишина иная. Они ушли, ей это было ясно.

Ингрид лежала, согнув в коленях ноги, прижимая к животу колбаску с кашей. «Как в микроволновке, – вяло подумала она. – А я вместо микроволновки». Она разогревала кашу теплом своего тела. Потом откроет упаковку и съест.

Потом…

Лихорадка стучала в барабанные перепонки. Быстрыми, пульсирующими ударами.

Он ушел.

И Роза ушла вместе с ним.

Роза выслушала его, приняла его предложение.

И теперь они переселятся на Тулегатан. Титус и она. Теперь они все забрали, все кончено.

Как она и пообещала Розе.

Вот только Роза кое-что забыла.

Открыть люк.

Не только рука… Все тело отчаянно болит. Суставы, мышцы… Каждая часть, каждый орган. Перевернулась на спину. Колбаска с кашей осталась на животе, придерживаемая рубахой мятно-зеленого цвета. Похоже, одежда на ней уже висит.

«Худею, – подумала безучастно. – Превращаюсь в скелет».

Правой рукой ощупала тело. Кожа да кости. Костяк у нее всегда был широкий, основательный, оттого и вес сбрасывала с трудом.

Волосы сальные. Голова чешется, кожу под волосами разодрала в кровь.

Мягкость маленьких ушных раковин.

Какая у нее все-таки заурядная наружность.

Но он увидел в ней что-то особенное.

Добралась до ключиц. Там родинка, чуть ниже левого плеча, похожая на глобус. Они с Марией вечно шутили на эту тему. Родинка должна была достаться не ей, а Сесилии, их младшей сестре. Как символ приключе ний.

Малышка Сесилия… как-то она теперь? Тоска пришла спазмом. Сесилия никогда не сдавалась. Всегда готова была постоять за сирых и убогих. Из Бразилии прислала свое фото: сидит на полуразрушенной лестнице, вокруг маленькие оборвыши, хохочут, сияя белыми зубами, и Сесилия смеется. «А вот я с детьми, – написала сестра в приложенном письме. – Нам нужны деньги на школу. Примем с благодарностью все, что сможете предложить».

«Да это же почти попрошайничество», – заметила Мария. Как дела у сестер, Сесилия и не спросила. Она даже не знает, что Мария стала бабушкой. Ту это огорчало. Негоже забывать родных, даже если уезжаешь на край света. И все же они отправили ей деньги – каждая по пять сотен. Положили чеки в конверт и отправили. По адресу в Рио. Банки там, наверное, тоже имеются, так что Сесилия вполне сможет обналичить чеки.

Когда же Мария и Сесилия узнают, что их старшая пропала? Неужели она никогда-никогда их больше не увидит? От мысли мозг обожгло холодом. А вдруг заходил вовсе не Титус, а кто-то другой? Господи, конечно же, не Титус, что она себе навоображала! Какая же она дура, все взирает на мир сквозь розовые очки! Титус смертельно болен. Не мог он вмиг поправиться и броситься на ее поиски. Но он наверняка сам не свой от тревоги. И вероятно, позвонил Марии. «Она не у тебя? Нигде не могу ее найти». А Мария отдаст кричащего младенца своей невестке, и спокойствие покинет ее, она перестанет быть самой спокойной бабушкой на свете.

Как быстро люди расходятся в разные стороны, – думала Ингрид. – Вот мы, выросли в одной семье. Но что я знаю о вас? Что вы знаете обо мне? Так никогда, никогда ничего и не узнаем.

Вновь заплакала. Представила, как через множество лет медленно открывается люк. «Боже, тут что-то лежит! Это же человеческие кости!»