Крысы

Они сотнями выбегали из нор и десятками спрыгивали с сучковатых ветвей, где охотились на черных дроздов, которые высиживали яйца… Всюду кругом, куда хорек ни бросал взгляд, он видел только море глаз, блестящих маленьких глаз, холодных, жестоких и голодных; глаз, которые все неподвижно смотрели на него одного, все время только на него.

Хорек осторожно начал пятиться к воде. Он знал, что за исключением тех случаев, когда нужно защищать детенышей, крысы нападают только тогда, когда их сотня против одного. Но сейчас их было, повидимому, тысяча против одного, и даже он, бесстрашный хорек, не желал испытать на себе все последствия такого положения.

Медленно пятился он к воде, выгнув дугой спину, прижав к голове круглые, короткие уши и так и рыская по сторонам налившимися кровью глазками. Длинная шерсть дыбом поднялась на его туловище.

Это была одна из его излюбленных охотничьих хитростей — вдруг казаться гораздо больше, чем он был в действительности, изменив свою морду так, что она становилась невыразимо свирепой, оскалив двойной ряд сверкающих зубов и издавая тихое бормотанье, от которого кровь стыла в жилах. Все это был обман, гипноз, если хотите. Белодушка проделывает то же самое по отношению к зяблику, соболь — по отношению к фазану, хорек — по отношению к зайцу. И всегда эта хитрость оказывает свое действие.

Полукруг блестящих зеленоватых глаз продвигался все ближе, и, если бы не «страшный вид» хорька, он был бы смят и стерт с лица земли. Но при данных условиях крысы еще секунд десять медлили начинать атаку, завороженные чарами врага, который был в их власти, сдерживаемые силой его бесстрашного мужества, перед которой их смелость пасовала, а также сдерживаемые обычным страхом толпы, каждый член которой ждет, чтобы сосед начал первый.

А за эти десять секунд хорек добрался до края воды, попрежнему пятясь.

Всплеск, нырок, последнее устрашающее бормотанье, — и он исчез. Изумленные крысы ринулись к тому месту, где враг только что стоял. Его не было. Он бесследно исчез. Но через минуту одна из крыс радостно пискнула. На воде, неподалеку от камышей, где луна проложила широкую серебристую дорогу, плыла темная плоская голова. Все крысы посмотрели, увидали и поняли. Как по команде, несколько десятков свирепых крупных бойцов кинулись в воду и поплыли.

Но тут случилась странная вещь. Хорек, уже почти подплывший к камышам, вдруг обернулся, злобно выругался по своему и бросился, как сумасшедший, под прикрытие тихо шепчущегося водяного леса. Когда его короткий мохнатый хвост исчез среди зеленых стеблей, вода позади него закрутилась, точно что-то большое и живое двигалось под поверхностью, и громкое щелканье сомкнувшихся челюстей нарушило глухое безмолвие, дарившее над водой.

К этому времени штук сто крыс уже плыли через тихую воду канала, словно флотилия военных кораблей. Это были все цвет и гордость крысиного рода, обученные и искусные бойцы, вожаки племени, отцы многочисленных семейств, оплот и сила всего крысиного нашествия, Хорек должен был бы почувствовать себя польщенным, что эти главари и атаманы желают помериться с ним силами. Но он не думал об этом. Напрягши каждый мускул в теле и оскалив зубы, он сидел с горящими, как угли, глазами и наблюдал… крыс? Нет. Так что же? Да поверхность воды.

В первый и единственный раз в своей бурной жизни он был испуган, почти парализован ужасом. Что же напугало его? Да то внезапное движение воды, о котором сказано выше. И вы можете поверить мне на слово, что если у хорька шерсть стала дыбом от иного чувства, чем гнев, значит случилось кое-что, выходящее из ряда обыкновенного.

Он сидел и напряженно смотрел на тихую черную воду. А передовые крысы уже находились не дальше, как метрах в восьми от берега, то есть как раз пересекали то место, где хорька напугало движение воды. И тут кое-что случилось.

Неожиданно, без всякого предупреждения, вода закипела и закрутилась воронкой перед самым носом главной крысы, раздался писк, полный смертельного ужаса, крыса вскинула голову и передние лапы и камнем пошла ко дну. И опять все стало тихо.

Только где-то далеко, в таинственной чаще камышевых джунглей, лозник красноногий насвистывал свое заунывное «ти-оп, ти-оп, ти-оп», и с полдюжины камышевок цивикали, словно цикады. Да пузыри вскакивали, сверкали и лопались на том месте, где крыса исчезла под водой. И больше ничего.

Ни малейшего шороха, звука, никакой скользящей тени, ни малейшего следа какого-либо живого существа. Ничего… Ничего, кроме красных глаз наблюдающего хорька и зеленых глаз плывущих по воде крыс.

Крысы шарахнулись в сторону, как шарахается косяк молодых жеребцов, и испуганно сбились в кучу. В следующее же мгновение хорек подскочил, как ужаленный, и, высунув из камышей голову и половину туловища, он уставился на воду так напряженно, что его глаза готовы были, казалось, выкатиться из орбит.