Крыжовенное варенье (СИ)

Вначале Татьяна услышала хряск сломавшейся ветки, потом хрустающие по насту шажки, опосля увидала приближающийся к саням, силуэт: два темных овала — большой (туловище, до пят покрытое тулупом) и маленький (голова со сдвинутой на затылок шапкой-колпаком). Силуэт странно припадал вправо. Потом Татьяна поняла, — прихрамывает. Ни слова не говоря, незнакомец взобрался на козлы, от нижнего большого овала отделилась прямая линия руки, сверкнуло лезвие. Раз… Два… Три… … Восемь. На Татьяну и Прохора силуэт даже не посмотрел. (Она бы обязательно различила в кромешной тьме белки глаз, будь те повернуты в ее сторону.) Убийца соскочил с козел и также, прихрамывая, двинул обратно, в лес.

Татьяна не помнит, сколько сидела без движения, очнулась оттого, что Прохор пытался высвободить голову:

— Мам! Я замерз. Мам, пусти!

Пареньку было семь с половиной. И откуда в нем взялась мужицкая сила? Не в смысле «телесная могучесть», но разуменье и духовная воля. Выпростался от объятий. Взял коня под уздцы, отвел его в сторону, привязал к дереву. А отерплую Татьяну за рукав потащил обратно в Ораниенбаум.

Анклебер к полудню явился в нижние дома навестить бывшего конюхаа, поднести тому пойла, пока не протрезвел. Подозрений бояться не было нужды, Андрей по опыту знал, Осип в таком состоянии, не то что отсутствия жены не заметит, но и не запомнит, кто к нему приходил да добавки давал.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояли сын с любовницей. (По расчетам, они должны были уже находиться на полпути к Курляндии.) Прохор подвел мать к лавке, усадил. Выбившиеся из-под платка ресницы и волосы Татьяны были покрыты инеем. Но, даже когда обморозь отошла, живая «позолота» к ним так и не вернулась.

— Дядя Андрей, нашего кучера убили. Мужик какой-то вылез из леса и с ножом на него. Хоть мамка и отвернула мне лицо, я по тени на снегу видал.

— А с вами что? — Анклебер подскочил, начал ощупывать ребенка.

— Не-а! Нас не тронул. Но мне страшно было. Мертвяка я бы все равно один с саней не скинул. И с ним ехать не отважился. Привязал лошадь к дереву, в кустах, возле дороги. А сами — пешим шагом…

— Молодец, молодец, Прохорушка! — садовник захватил пацана обеими руками, прижал к себе. И так сердце его защемило! «Вон, сын как быстро растет, уже по-мужицки решения принимает, мать из леса вывел. А меня все «дядькой» кличет! Думал, еще несколько месяцев потерплю и будем все вместе…»

Кружку с сивухой, оную для Осипа приготовил, почти насильно влил в рот Татьяне. Через полчаса та заснула, так и не проронив ни слова.

А когда проснулась, приключилась новая напасть. Протрезвевший Осип пошел к кузнецу и пропал.

Его нашли в лесу. Тело обморожено. Ноги перебиты. Кузнец уверяет. Что он здесь ни при чем. А Татьяна прямо так и сказала:

— Не надо докапываться до виновных. На все воля Божья. Осип за пьянство наказан. Я — за грехи. Теперь вместе век коротать будем. Он без меня не выживет.

Но Андрей все же опросил и остальную дворню, может, кто видел, что с бывшим конюхом-то приключилось? Никто, ничего. Лишь подмастерье у того же кузнеца утверждал, что вокруг их избы вился какой-то хромоножка. И верно, рядом с местом, где нашли Осипа тянулся необычный след: рядом с вдавленной в землю ступней шла почитай ровно отчерченная полоса.

«Опять хромой!» — резануло что-то внутри Анклебера, не один ли и тотже, зашиб, чтоб избавиться, покалечил, чтоб припугнуть… Но догадки свои он никому не выказал. Все одно никто не станет заниматься делом об увечии спившегося конюха, да и убийством пленного, пусть и бывшего, — тоже.

Татьяне предложил нанять сиделку, докторов, деньги предложил и продукты. Та отказалась наотрез.

Единственное, что позволила — перевезти ее с мужем да сыном на окраину Петербурга, в маленький домик, который своему бывшему подчиненному даровал начальник императорской конюшни. Если бы женщина узнала, кто «сподвиг» на сей добрый шаг начальника, наверное, и на домик не согласилась бы.

Х Х Х Х Х

Когда Прохору исполнилось девять лет, его удалось пристроить в ученики к придворному повару. Толк с мальчугана был покудова небольшой. Смотрел, пробовал, мог что-нибудь истолочь или замешать… Но именно в таком возрасте и нужно приобщаться к ремеслу, ежели желаешь достичь в нем хоть каких высот. А тем паче, коли намерен работать на самого главного в стране человека, — императрицу.

Сын частенько приносил в дом что-нибудь съестное. На том и существовали. Татьяна уж и не помнит, когда обновки видала, — донашивала старье, дареное, еще до попытки побега, Анклебером. Да и к чему ей были обновки-то, ежели она из дома не выходила?!

Осип, хоть и был прикован к постели, пить не переставал. Попробуй, не налей — свалится с лавки, на руках будет ползать по комнате да мебель крушить. Попадется мелкий предмет — запустит им в жену, а то и в сына. Слава Богу, Прохор все реже появлялся в хате.