И на кой ляд Мирович решился на это? Слава Орловых, чтоль, покоя не дает? Верно в народе говорят: «Некошная; сила и горами качает, а людьми, что вениками метет».
Нет, должно быть, то наследственная жила в нем взыграла. Дед Василия, Федор Мирович, предал в свое время батюшку Петра I. Вместе с Мазепою перешел на сторону Карла XII. А после поражения шведского короля укрылся в Речи Посполитой, кинув в Малороссии на произвол судьбы всю свою семью: жену да двух малых детишек. Все его имущество было конфисковано.
Василий неоднократно писал императрице, просил государыню вернуть ему дедовы имения, но в просьбах было отказано. И тогда он решил «отмстить».
Екатерина взяла в руки докладную записку коменданта Шлиссельбургской крепости Бенедиктова, датированную 5 июня 1764 года: «Сего числа, пополуночи во втором часу, стоящий в крепости в недельном карауле Смоленского пехотного полку подпоручик Василий Яковлев, сын Мирович, приказал своим солдатам заряжать ружья пулями. Когда я услышал стук, вышел из квартиры своей и спросил для чего сие происходит, Мирович ударил меня прикладом в голову. Пробил до кости черепа, крича солдатам: «Это злодей. Он содержал в крепости здешней государя Иоанна Антоновича. Возьмите его! Мы должны умереть за государя!»
Гарнизонная команда действовала согласно предписанию (составленному еще Петром III): в случае попытки освобождения, — пленника умертвить, бунтовщиков арестовать.
Императрица совершала поездку по Курляндии, была в Риге, когда ей доложили о происшествии. Все. Законных наследников на Российский трон больше не осталось.
Екатерине было по-человечески жаль этого юношу. В два месяца от роду стал царем. В годик — свергнут и отправлен в ссылку. В шестнадцать переведен в тюрьму под строжайший арест. Он, наверное, даже не знает, зачем мир поделен на мужиков да баб.
Теперь ей смешно вспоминать, но всего два года назад она хотела пойти за Иванушку замуж. Идея, разумеется, пришла в ее голову не самостоятельно. В народе повелись такие толки. И вызваны они были душевным к ней расположением. Мол, ну и что, что немка, а она сейчас царевича, внука Ивана V, из заточения высвободит, да под венец с собой поведет. И будет при троне законный наследник.
В августе 1762-го года она навестила «безымянного колодника» в Шлиссельбурге. Спертый воздух одиночной камеры. Стены с обвалившейся штукатуркою. Зарешеченное окошко размером с лаз в собачьей конуре, да и то такое грязное, что свет сквозь него не пробивается. В углу — исхудалый, в рубище, молодой мужчина. Неровная рыжая борода, глазища злые, затравленные. Ему не сказали, кем является визитерша. Она попыталась поинтересоваться его здоровьем да нуждами. Но Иоанн произнес нечто невнятное и бессвязное. Государыня разобрала только одно слово: «набрезгу». То есть «на заре». А что «на заре»? То ли не спится ему? То ли жалуется, что давно восхода солнца не видал?
Желание выходить замуж вмиг отпало. Переводить узника куда-либо из тюрьмы — тоже. Боле того, она даже не стала отменять указ Петра об убиении Иоанна в случае внезапного бунта. «Сам Ивашка полоумен, на власть посягать не станет, но многие пожелали б его беспомощность употребить своекорыстно!»
Она продолжала задумчиво перебирать бумаги: вот манифест о воцарении Иоанна VI на трон, присяга и повеления, и (более поздние) объяснения и показания, — все писаны рукой Мировича.
А вот уже документы расследования. Сенат полагает, надобно казнить мерзавца, а Синод против, мол, духовные лица подписать смертный приговор не могут, хотя и признают, что Мирович достоин оного наказания. Третьи вообще ратуют за продолжение пыток, до сих пор он не сдал ни одного своего сообщника или наусителя. Екатерина пишет резолюцию: «приступить к сентенции;». И сама для себя вслух добавляет:
— Нечего воду цедить! Царевича не пожалели, а бунтовщику, что ж, лета продлим? На плаху его! И принародно! Мне уж терять нечего, а иным устрашение будет.
Екатерина отложила бумаги. Левой рукой зачерпнула понюшку, приложила к носу. Прочихалась. Подмигнула нарисованному на крышке табакерки Петру I. Взяла свежий листок «Санкт-Петербургских ведомостей». Тут же наткнулась на заинтересовавший ее материал:
«В императорском саду старший садовник Анклебер посеял на больших полосках пшеницу и рожь на пробу искусства своего в размножении разного севу. Сие так ему удалось, что почти всякое зерно взошло многочисленными колосами наподобие кустов. В одном из оных из единого посеянного зерна вышло 2375 зерен. В другом кусте насчитано 47 спелых колосьев да 12 неспелых, из коих один колос состоял из 62 зерен, а всех в целом в кусту 2523 зерна весом 10,5 золотника;».
Слышала императрица, будто в чистоту опытов садовника верят не все. Считают, что тут чародейство примешано. Так Андрей аж об заклад с ними бился. На все свое движимое и недвижимое имущество, «для лучшего уверения, что сие производится без всякой хитрости и подлогу». Говорят, только после столь громкого заявления злословы-то и поумолкли. Струхнули выставлять на кон свое богатство.