Кржижановский

Он говорил о том, что нельзя идти по пути постройки мелких станций — пути, заведомо бесперспективному, не реализующему преимуществ нового строя, экономически нецелесообразному. Он ратовал за путь объединения, централизации, укрупнения, он говорил о том, что нельзя разделять электротехнику, гидротехнику и теплотехнику, ибо они являются сторонами одного и того же — энергетического — процесса. Эти мысли стали впоследствии характерными для советской энергетической школы, которая впервые приобретала свое конституционное оформление.

Настроение съезда стало подниматься. Ряд инженеров горячо поддержал Кржижановского.

— А здорово, — сказал в перерыве Басков Кржижановскому, — что вопрос сейчас ставится не о том, как заштопать ту или иную дыру в разрушенном хозяйстве страны, а о широких реальных перспективах будущей жизни! Вот и наметился, обозначился в хозяйственной, а значит, и в нашей, инженерной, деятельности поворотный пункт.

— Вот вы и скажите об этом с трибуны.

— А я и хочу сказать. И еще о многом другом. — И показал Глебу Максимилиановичу список вопросов, на которых он хотел остановиться.

— Но даже ради соседства с вами за столом президиума я не смогу вам дать больше десяти минут, а вы небось не уложитесь.

— Пари!

— Коробка шоколадных конфет вас устроит?

— Идет! — сгоряча сказал Басков, а потом ужаснулся: ну где это он достанет коробку шоколадных конфет? Остается одно — выиграть.

Кржижановский, слушая Баскова, вычеркивал из списка один пункт за другим и одновременно посматривал на часы, где оставляло мимолетный след неумолимое время.

Вечером Басков был приглашен к Кржижановскому домой, где ему за победу над временем был вручен приз — шикарная коробка шоколадных конфет загадочного происхождения. (Прислал из Берлина Базиль.)

На съезде происходило интереснейшее психологическое явление: к концу его уже не члены комиссии ГОЭЛРО звали за собой массу инженеров-электротехников, а, наоборот, электротехническая общественность страны в целом, истосковавшаяся по настоящему, большому делу, заставляла некоторых членов комиссии ГОЭЛРО изживать еще оставшееся у них неверие в возможности осуществления дерзких проектов.

Чувствуя, что в настроении съезда наступает перелом, Глеб Максимилианович понял, что ему необходимо встретиться с Лениным. Он отправился в Кремль. Постоянные беседы с делегатами съезда убедили Кржижановского в том, что в этот переломный момент большое значение имела бы поддержка съезда со стороны Председателя Совета Народных Комиссаров. Ленин решил направить делегатам съезда приветствие, но, написав его, усомнился — не будет ли это излишней помпой?

«Г. М.!

Если одобрите, верните, я дам переписать и пошлю (кому? Вам?). Колеблюсь, стоит ли вообще? Не лишний ли «парад»? Есть ли польза деловая?

Ленин»[48].

В своем приветствии Ленин писал о том, что, несмотря на трудности электрификации в теперешних российских условиях, дело электрификации идет вперед.

Делегаты съезда горячими аплодисментами приветствовали послание Ленина. Они с воодушевлением завизировали именем съезда техническую сторону плана электрификации, окончательно утвердив его. Большинство электротехников страны активно и вдохновенно включились в осуществление плана ГОЭЛРО.

К концу 1921 года Госплан начал вставать на ноги. Ленин всячески поощрял и поддерживал работников плановой комиссии, и у некоторых могло сложиться впечатление, что в Госплане созданы «тепличные условия», при которых можно «предаваться наукам и искусствам».

«На самом деле, — вспоминал Г. М. Кржижановский, — нигде так остро не чувствовалась громадная диспропорция между нашими возможностями и нашей действительностью, между теорией и практикой, как именно при обобщающей работе Госплана. Многим и многим из нас, работавшим в Госплане, в свою очередь, чисто оперативная работа представлялась настоящим отдыхом, если принять в соображение то постоянное чувство неудовлетворенности и тягостных недоделок, которые на каждом шагу приходилось испытывать в первый период борьбы за плановое хозяйство… Особенно же мучительна была недостаточность хозяйственных и плановых ресурсов в пору таких тяжких переживаний, какими наполнен был весь 1921 год… Неоднократно часами приходилось мне беседовать с Владимиром Ильичем на самые разнообразные темы, связанные с работами Госплана, и вместе с ним отступать от тех прямых и правильных линий, которые намечались его исключительно прозорливым умом, ибо почва для их реализации требовала добавочной работы такого своеобразного агента, каким является само время…»

Субстанция непостижимого времени стала обретать тогда полные плоти и жизни образы: голода — и планов благоденствия, разрухи — и будущих светлых городов, истерических призывов спасать Петроград, разбирая набережные, — и спокойного лозунга людей, действительно возводящих Волховскую ГЭС:

«Время неудержимо мчится вперед, спешите трудиться…»