Кржижановский

К концу года у Глеба Максимилиановича уже сформировались в голове теоретические схемы, которых следовало бы придерживаться при решении хозяйственных проблем РСФСР. Он составил конспект будущей книги по теории плановой работы и отослал его на суд Ильичу.

В конспекте была отражена главная идея — сочетание научного подхода к планированию с опытом самих трудящихся масс. Ленин немедленно ответил радостной (как показалось Глебу Максимилиановичу) запиской:

«Г. М.! Прочел и очень, очень одобряю. Как можно скорее готовьте, диктуйте…»[49]

На глазах рождалась теория планирования. Она начинала вторгаться в жизнь, преломляясь в планах, и жизнь подправляла ее. Госплан разработал меры по концентрации промышленности, установил принципы твердых цен, разработал систему хозрасчета для топливных отраслей и транспорта. Он разработал принципы осуществления денежной реформы, и Глеб Максимилианович одним из первых увидел золотые и серебряные новые советские червонцы, рубли и полтинники, заменившие наконец «лимоны» — миллионы дензнаков. Твердый рубль давал в зыбкой почве сложнейших товарно-денежных отношений первый твердый островок, первую почву для сбалансированного в соответствии с планом государственного бюджета.

Ленин по-прежнему помогал Госплану, остерегал Кржижановского от напрасных волнений в связи с нападками Троцкого, всюду твердящего о «банкротстве наших плановых органов», от нападок Ларина, все не оставлявшего разговоров о «методологии».

Госплан становился на ноги.

ДРУЗЬЯ УХОДЯТ…

Как-то после пленарного заседания СТО, где обсуждался главный отчетный доклад Кржижановского о работе Государственной плановой комиссии, Ленин предложил Глебу Максимилиановичу поехать вместе с ним на машине за город подышать воздухом. Была уже полночь. Ленин выглядел смертельно усталым. Кржижановский стал горячо убеждать отдохнуть где-нибудь в деревне. Ленин в ответ с некоторой горечью сказал, что ему, к сожалению, трудно отдохнуть по-настоящему, оставаясь где бы то ни было незамеченным, а как славно было бы пожить некоторое время попросту, в «нетях»!

Глеб Максимилианович, как и большинство близко стоявших к Ленину людей, видел, что он чрезмерно переутомляется. G весны 1922 года Владимира Ильича стали мучить бессонница, головные боли. Врачи говорили о необходимости длительного отпуска и серьезного климатического лечения. Они не догадывались, как далеко зашла болезнь.

Но Ильич по-прежнему много работал, вмешивался во все, понимая, что «без тройной проверки дело заснет», и тормошил, вызывал, бомбардировал неповоротливых и безответственных письмами, телеграммами, телефонными звонками. Он активно интересовался ходом работы по разработке богатств Курской магнитной аномалии. Глеб Максимилианович старался поменьше беспокоигь его, зная, что он вот-вот должен будет выехать отдыхать в Горки. Но накануне отъезда, 6 апреля 1922 года, Владимир Ильич отправил Глебу Максимилиановичу послание:

«Г. M.!

Вчера Мартенс мне сказал, что «доказана» (Вы говорили «почти») наличность невиданных богатств железа в Курской губернии.

Если так, не надо ли весной уже

1) провести там необходимые узкоколейки?

2) подготовить ближайшее торфяное болото (или болота?) к разработке для постановки там электрической станции?

Если сие соображение не кажется Вам излишним, на-пшпите о нем Мартенсу (и мне 2 слова)…

Ваш Ленин»[50].

С Курской аномалией дела шли с переменным успехом. Сначала буром извлечены были из недр образцы, свидетельствующие о гигантских запасах железа прямо в центре России!

Потом долото пошло легко, быстро погружаясь в мяг-гие отложения древнего моря, и Губкин, один из самых пылких энтузиастов, разочарованно глядел на рыбные костистые отпечатки в керне. Кости эти не предвещали ничего хорошего. Такие породы железо обычно не сопровождают.

В Госплане его встретил Кржижановский.

— Ну что, говорят, ты стал у себя в КМА рыбку ловить?

Губкин усмехнулся.

— Ловлю. А вот уху будем расхлебывать вместе.

К счастью, вскоре бур своим тяжелым ходом засвидетельствовал об изменении подземной обстановки — руда под Курском все-таки была.

Успехом Глеб Максимилианович считал и то, что к этому времени идея электрификации России стала получать поддержку наиболее дальновидных и прогрессивных ученых Запада. Крупнейший американский электротехник Чарлз Протеус Штейнмец написал Ленину письмо, предлагая свою помощь в деле электрификации России, и Ленин в начале апреля написал ему ответ.

Кржижановскому очень хотелось поделиться со Штейнмецом некоторыми своими мыслями:

«…Наши экономисты сделали ряд детальнейших подсчетов для оценки сложившейся ситуации. Вполне естественно, что при этом они разделились на два лагеря: людей, смотрящих вперед, так сказать, «приемлющих» революцию и ее завоевания, и на антагонистическую группу из той человеческой породы, которая психологически настолько связана с прошлым, что уже является неспособной к беспристрастному объективному исследованию…