Кржижановский

…Темным январским утром на квартире в Садовниках раздался резкий ранний звонок… Глеб Максимилианович бросился к аппарату, взял трубку, а потом бессильно выронил ее…

Кржижановский не знал, что делать. Он впал в состояние какой-то прострации и не мог ни думать, ни двигаться, ни работать…

Через полвека после этого бессменный референт Кржижановского Мария Васильевна Чашникова вспоминала:

«На другой день после печального известия я, как всегда, пришла утром на квартиру Глеба Максимилиановича. Он сам открыл мне дверь. Взглянув на его лицо, я была поражена, как оно изменилось за одни сутки: седины прибавилось, глаза потухли и покраснели, щеки ввалились: «Да он совсем больной», — подумала я. После узнала, что Глеб Максимилианович всю эту ночь провел в Горках.

Глеб Максимилианович сказал, что будет диктовать, и я села за машинку. Он начал диктовать статью, посвященную памяти Владимира Ильича. Слова произносил с трудом, монотонным голосом. И вот после двух-трех фраз он замолчал, облокотился на доску камина, закрыл лицо руками и вдруг зарыдал. В этих рыданиях чувствовалось такое беспредельное горе, что слушать их не было сил. Я вскочила, хотела бежать к Зинаиде Павловне, но вспомнила, что она с утра уехала к Надежде Константиновне. А рыдания, рвущие душу, все усиливались. Что предпринять? И вдруг меня осенило. Я потихоньку подошла к Глебу Максимилиановичу, начала его дергать за рукав и приговаривать: «Глеб Максимилианович, успокойтесь, надо работать, ведь газета ждет, вы обязаны написать о Владимире Ильиче». И это подействовало, понемногу он пришел в себя. Наконец повернулся ко мне и, тяжело вздохнув, сказал: «Да, надо работать». И тихо добавил: «Не уберегли мы его, сгорел, и так рано…»

Была ночь, многие ближайшие сотрудники Ильича приезжали попрощаться с ним. Была ночь, но уже брезжило жестокое январское утро.

У гроба Ильича сменялся караул. Наступила очередь Кржижановского, Смолянинова и Горбунова. В глубоком молчании, в глубокой печали стояли они, прощаясь с вождем. На груди у Горбунова, прибывшего с фронта, светился орден Красного Знамени. Повинуясь какому-то захватившему его безотчетному чувству, Горбунов внезапно снял орден и положил его на грудь Ленина…

— Он в этом не нуждается, — тихо сказал Кржижановский.

Горбунов не ответил. Смолянинов тихо рыдал, отвернув лицо. Орден остался на груди вождя…

(Казалось, нам природа вторит: мороз дыханьем леденил, когда народ с великим горем вождя и друга хоронил. Как будто в мире уносилось с ним вместе все тепло от нас. И в мглистом воздухе сгустилась слеза миллионов глаз… И день и ночь костры пылали. Людей потоки без конца, прощаясь, запечатлевали черты любимою лица…)

26 января статья Кржижановского о Ленине была опубликована в «Правде» — она стала началом его «Ленинианы» — удивительного по искренности и любви документа эпохи.

«…Он еще так близок к нам, он еще так среди нас, что почти нет никакой возможности отойти мысленно на такое расстояние, чтобы окинуть глазом все то основное, существенное, что исходило из хрупкого человеческого материала и вопреки ему будет жить века… Встреча и работа с Владимиром Ильичем — это могучее и теплое ильичевское крыло, которое было распростерто над нами, вот это и было наше самое дорогое счастье… Никогда еще в истории человеческая личность не была поднята на законнейшем основании так высоко. Ни на минуту не закружилась у Владимира Ильича голова и не пало на него от практики власти ни одного малейшего пятнышка… Этот пламенный и стремительный борец сжег себя в неустанной борьбе. Ни на минуту не покидая своего сторожевого поста, судорожно набрасывая своей парализованной рукой последние мысли, по-прежнему ярким светом озаряющие пути пролетарской революции. До Конца, до последнего вздоха…»

Он не умер — эта мысль гнездилась у него где-то в подсознании, уживаясь с железной логикой, с ежедневными и ежечасными печальными доказательствами, Ильич мерещился ему в толпе. Заходя в Кремль, Кржижановский ловил себя на мысли о неизбежной встрече.

Весной он поехал в Горки и, войдя в парк, увидел, как поднимается трава, только что примятая его инвалидным креслом. Он не мог поверить, что это игра воображения, следы прошлой осени, припорошенные снегом и сейчас проявляемые солнцем. Темная аллея, по которой они несли на руках его гроб к станции, возвращала Кржижановского к действительности, и он прощался с этим местом печали…

Он ехал на поезде назад, в Москву, и вдруг на маленькой станции в толпе, штурмующей вагон, а может быть, просто в толпе обычного станционного люда увидел знакомый силуэт.

Кржижановский пробежал всю станцию, потом обратно, сопровождаемый своими спутниками, — не было никого…

В соответствии с документом, выданным ему теперь Дзержинским, он мог в любое время дня и ночи посетить Мавзолей и побыть рядом с Ильичем.

Смерть Владимира Ильича пробила мощную брешь в строю друзей.

Поколение Ленина, спалившее себя в огне революции, покидало землю…