Ксапа хулиганка

— Ты меня понять не хочешь. Клык несколько раз проговаривался. Я даю ему вилку, говорю: «Это вилка». Он смотрит на нее и расплывается в улыбке: «Вот она какая!» И так десятки мелочей. Называешь какой-то предмет — и идет реакция узнавания. Понимаешь? Он знает, для чего эти предметы нужны, хотя никогда их не видел.

— Ну и что из этого?

— А то, что местные — они не местные! Они или их предки попали сюда из мира, по развитию близкого к нашему. Скорее всего, из нашего будущего. Здесь одичали, потеряли знания, культурные традиции, возможно, смешались с местными. Но что-то еще осталось. Передается как фольклор. Ты это отлично знаешь, но почему-то сотрудничать не хочешь.

— Допустим, все так. Что это меняет?

— Все меняет! Если они здесь застряли и одичали, значит, канал с родным миром прервался! А это уже дело государственной безопасности. Прервался один раз — может прерваться и еще раз. И не только здесь, но и у австралийцев, у американцев, понимаешь? Их там, в чужом мире десятки тысяч.

— Михаил, слушай внимательно, понимай правильно. Канал не рвался. Хочешь, честное слово дам? Или на крови поклянусь.

— Уже хлеб, — недовольно бурчит Михаил. — Но почему из тебя каждое слово клещами вытаскивать надо?

— А потому что я тебе верить не могу — рявкает вдруг Ксапа.

— Ксюша, бога побойся. Я хоть раз тебя обидел?

— Мы обо мне, или о деле?

— А разве это не одно и то же?

— Нет, Михаил, это две большие разницы, как у нас в Одессе говорят.

— Оксана, — перестаньте говорить загадками, — произносит Михаил совсем другим тоном. Сухим, строгим.

— Где наблюдатели комитета по надзору, Михаил? Почему все, что вы мне до сих пор говорили о наблюдателях — ложь? Что они списки товаров режут, что склад горючего запрещают… Как они могут запрещать, если не знают о нашем существовании?

В эфире наступает тишина. Вот и вся дружба, — думаю я. Так хорошо все начиналось… А как Ксапа их ждала… И чего они не поделили? Надо вечером Ксапу расспросить, пусть не увиливает, пусть понятно все разъяснит. Мудр ведь с меня в первую голову объяснений потребует.

— Не зря тебя здесь Великой Хулиганкой прозвали. Вредная ты, — оживает вдруг рация голосом Михаила. Прежним, бодрым и даже как бы обиженным. Как будто ничего и не было. Только я не один день рядом с ним провел, видел, как он своим охотникам разнос устраивал. И в эту бодрость не верю. Ничуть! Значит, Ксапа права. Нужны мы Михаилу, очень нужны, если он через свою гордость переступает. И не сами мы нужны — что с нас взять? Добра у чудиков хватает. А земли наши нужны. Я же видел, как они живут. Хыз на хызе ставят — и так девять раз. Мало у них земли. У нас немного, но у них еще меньше — это если пересчитать на душу населения, как Ксапа говорит. Вот с этим уже можно к Мудру идти.

— Я знаю, что я вредная, — огрызается Ксапа.

— Списки товаров и склад зарубило мое ведомство. Кого надо, я уволил. Но не капать же на своих, когда можно на надзорщиков свалить.

— Михаил, я знаю, ты скользкий как угорь, в любую щелочку без мыла пролезешь. Но у нас разговора не будет, пока ты не привезешь сюда главного от надзора. Питер… Не помню фамилию. Вы его Питером Пэном дразните.

— Оксана, ты совсем с дуба рухнула… — какая-то обреченность в голосе.

— Мне не важно, что ты ему наплетешь. Предупреди только нас, и мы любую твою легенду поддержим. Но я хочу видеть его здесь. Пока не увижу, никаких дел.

Дальше в разговоре ничего интересного нет. Михаил пытается переубедить Ксапу, но она стоит на своем как скала. Я помню, она называла дипломатию искусством вежливых улыбок. Не хочу быть дипломатом, пусть на меня не рассчитывает. Переступать свою гордость, как Михаил сегодня, улыбаться, прикидываться друзьями — у нас так не делают.

А с включенной рацией в кармане Ксапа здорово придумала. Но тоже как-то нечестно. Такое чувство, будто я их из кустов подслушиваю.

Вечером собираемся в хызе, рассаживаемся. Геологам-шабашникам место в первом ряду уступаем. Ксапа сказку рассказывать начинает. Мы с Жамах знаем, что ее сказки — вовсе не сказки. Но в этот раз она нас предупреждает, что это — настоящая сказка. В смысле, выдуманная. Хотя очень похожая на правду. О том, как чудики среди снегов и льдов живут. Как с детства прирученные волки им волокуши таскают. Как золото добывают. Что такое деньги, раньше только я видел. Теперь геологи всем показывают, по рукам пускают. И медные, и серебро, и бумажные. Золотых денег, правда, ни у кого не оказалось. Но Платон золотые часы показал. Интересная сказка! Не только у малышни, у охотников глаза как звезды загораются. Охотники-то хорошо знают, что значит по глубокому снегу тропу тропить, когда злой ветер лицо снежной крошкой сечет. Как хорошо в лесу от ветра спрятаться, как сложно костер на снегу развести. Много вопросов Ксапе задают. Она даже не на все ответить может. Иногда подробно расскажет, а иногда глазами похлопает и по-детски так: «Я не знаю…» И у Сергея или Юры спрашивает. А что же это за сказка, если рассказчик чего-то не знает? В сказках так не бывает!