Ксения

Переглянувшись и не сказав ни слова, они выхватили сабли и кинулись в ту сторону, куда показывал Пронка.

*

На огородах за Климентовскох! церковью кипел неравный бой. Еще с атаки казацкой на обоз в церковных погребах запрятались ливонцы. Сюда же вслед за наступающим московским войском прикатила лечебница Ксении. На огородах стояла зеленая свежая трава, на ней и укладывали раненых.

Ксении, кроме Терешки, помогали человек пять ополченцев. На них-то и напали выбравшиеся из погребов ливонские наемники. Если б знали, что это малая, неопасная для них сила, кинулись бы в побег. Но не разобрали после погребной темени и сразу убили двоих стрельцов. Наемников было не меньше дюжины, а против них осталось всего четыре воина.

Терешка вертелся, как юла. Метался между повозками, то лицом встречал наемника, то нападал со спины.

Ему уж царапнули руку, ранили в плечо, но он еще бился, хотя сил оставалось немного.

Нечай с Михаилом появились вовремя.

— Тереха! — закричал Колыванов.— Вот он ты, дружка!

— Батюшка ватаман! — ответил ревом Терешка.— Секи латинов!

Ливонцы струхнули. Только один с круглым румяным лицом не дрогнул, он поднял с земли копье и кинул его в Терешку. Терешка, воздевший руки навстречу Нечаю, не усмотрел. Вильнул в сторону, да поздно. Копье ударило ему в самый бок. Терешка подпрыгнул, перевернулся в воздухе и пал на землю.

— Ах ты паскудник! — крикнул Нечай и кинулся к румяному.

Тот выставил палаш и отбил выпад Нечая. Михаил тем временем схватился с другими ливонцами. Искусный, приученный к ловкому бою Туренев справился быстро с двумя противниками. Краем глаза он видел склонившуюся над Терешкой женщину в монашеском одеянье. Другие монахини оттаскивали раненых к дальним деревьям. Бежала к сражающимся еще одна с криком: «Терентий, Терентий!» В ней он узнал Настасьицу.

В бою Михаил не горячился. У него словно бы затвердевало сердце и только в голове шел мерный отсчет. Раз, два, левый выпад. Отбив, бросок с проныром. Сабельный звон. Три, четыре, плоский миланский удар, резкий выворот кисти, клинок противника в сторону, грудь открыта. Пять, выпад иглой, противник падает лицом вперед. Значит, не насмерть. Если б смертельный удар, валился бы навзничь, раскинув руки.

Нечай еще бьется с румянолицым. Румянолицый искусен. Картина мелькнула в глазах, воспоминание. Да это ж знакомец! Город на Оке, пожар, круглое лицо под стальным шлемом. Капитан Каспар Фидлер! Нечай выбивает палаш из руки Фидлера. Тот хватается за рукоять пистолета, засунутого за пояс, успевает выхватить, поднять...

— Нечай! — крикнул Михаил, кидаясь в их сторону.

Нечай рубит Фидлера поперек плеча. Со стоном тот оседает к стене собора, прижимая к груди пистолет...

Михаил подошел к упавшему. Бой затих. Пятеро ливонцев лежали побитыми, другие рассыпались в стороны. Стонали раненые ополченцы. Терешка, поддерживаемый монахиней, вдруг встал и, шатаясь, кричал радостно:

— Батюшка ватаман, целый я! Шкуру только порвало.

Настасьица держала его с другой стороны. Медленно они приближались к Михаилу с Нечаем.

— Смотри-ка,— сказал Михаил,— это тот, кто пожег мой город.— И вдруг с изумлением воскликнул: — Кольцо!

На руке Фидлера, сжимавшей пистолет, красовалось витое серебряное колечко. Глаза его приоткрылись, он мутно и удивленно посмотрел на Михаила.

— Мое кольцо! — сказал Михаил. — Ей-богу, мое!

— Да он еще жив! — проговорил Нечай.

— Так это вы лишили меня кольца, господин Фидлер? — спросил Михаил по-немецки.— Очень жаль, что наша встреча получилась для вас такой неудачной.

— Батюшка ватаман,— басил подходивший Терешка.— Смотри-кось, с кем я иду. Это ж Настасья. А это ж царевна, Ксения Борисовна-свет.

Михаил вздрогнул и обернулся. Прямо к нему, с горящим взором, закинутым, побелевшим лицом, шла та, кого он видел во сне. О ком думал последние годы, к кому стремился душой, чью руку всегда ощущал в своей ладони. Шла та, с которой сидел под розово-пенным вишневым деревом, с которой говорил и какую просил не покидать его никогда. Шла дева небесная, дева его сердца, дева мечты. Шла та, к которой стремился, какую считал недостижимой, созданной для иной жизни, в иных местах, в хрустальных заоблачных городах...

Она остановилась от него в шаге. Застыла. Всего его охватила нестерпимым горением своего взора. Она прошептала еле слышно:

— Сокол мой ясный. Свет лазоревый...

И все затихло. Замерли стоящие вокруг. Замолкли крики и выстрелы уходящей битвы. Тяжелая одинокая птица, летевшая над ними, остановилась на месте. Пламя горящей церкви застыло на небе ярко-желтым цветком...

Немеющей рукой Каспар Фидлер поднял пистолет и выстрелил Михаилу в спину...

Хрустальный город покосился набок. Сначала прозрачными кусками рассыпались купола и главы, потом разлетелось оконное стекло, за ними стены стали оседать звенящей серебряной горкой.

Михаил медленно опустился на землю...

*