Ксения

Самозванец бежал дворцовыми переходами. Всюду от него шарахались испуганные люди. Попался смертельно бледный Хильшениус со своим аптекарским ящиком.

— Где мои пистолеты? — почему-то крикнул Самозванец.

Хильшениус уронил ящик, из него посыпались пузырьки и коробки. Самозванец достиг покоев Марины. В полусумраке комнат горели благовонные свечи.

— Душа моя, измена! — крикнул он, но жены не увидел. Лишь главная фрейлина стояла с растерянным видом, раскинув обширные юбки своего придворного платья. Под этими юбками, как ни странно, и пряталась неудачливая царица. Расходящееся книзу испанское платье на тростниковом каркасе спасло жизнь малорослой Марине. Бежавшие вслед за Самозванцем преследователи ее не нашли.

Тайным переходом Самозванец пробрался в Каменные палаты и здесь, растворив окно, прыгнул вниз. Не повезло. Зацепился ногой за раскрытый ставень, перевернулся в воздухе и упал неловко, подломив ногу. В отдаленье мельтешили стрельцы из дворцовой стражи.

— Стража! — крикнул он.— Стража!

Стрельцы подбежали, подняли государя.

— Измена, други мои,— сказал он.— Спасайте своего царя, а я уж не оставлю вас царской милостью.

Его понесли в палаты, отпугивая восставших пальбой.

— Кого бороняете? — кричали стрельцам.— Он вор, а не царь!

В палатах все уже были на стороне восставших. Выставив оружие, они подступали к стрельцам.

— Други, не выдавайте,— молил он.— Всех вознагражу щедро.

— Стрельцы! — кричал Татищев.— Народ восстал! Немцы и шляхта сдаются! Никто не хочет служить вору и самозванцу! Иль вам умирать за него?

Стрельцы побросали оружие. Самозванца схватили за грудки, содрали царский кафтан, в исступленье кричали:

— Говори, кто ты, сукин сын? Откройся!

— Я царь ваш венчанный,— отвечал он слабеющим голосом.— Сын государя Иоанна Васильевича. Отведите меня на Лобное место, буду говорить с народом. Спросите хоть мать мою, что живет в Вознесенском монастыре.

— Да мы уж ее спросили! Неужто думаешь, обошли бы мать? Спросили! Она отреклась от тебя, вор и мошенник! Сын ее истинный в землице лежит!

— Да что говорить с этим свистуном? — сказал кто-то, поднимая пищаль.— Он продался еретикам и землю нашу хотел продать. Кончай его!

Раздался выстрел, обнаженная грудь обагрилась кровью. Тотчас бросились на него с саблями и кинжалами...

*

Записки Каспара Фидлера.

«Месяц июнь 1606 года, в Москве.

Теперь у московитов новый царь. Это князь Василий Шуйский, о котором я писал прежде. Сразу после гибели Дмитрия его венчали на царство, хотя народ не выразил по этому случаю большого довольства. Настроение в городе тревожное, ходит слух, что вместо Дмитрия убит похожий человек, а самому царю удалось спастись. К нему бежали несколько дворян во главе с Молчановым, а в Путивле уже поднимается возмущение, которым руководит князь Шаховской. Слухам о спасении прежнего царя я не верю, ибо сам видал его обезображенный труп, долго валявшийся перед Кремлем на торге. Тут же лежал его верный слуга Басманов. Сам воевода Мнишек и дочь его уцелели. Их сослали в Ярославль и держат пока в заточении, хотя, как мне думается, Шуйскому их придется отпустить, поскольку он не хочет ссориться с польским королем Сигизмундом.

Чтобы покончить со слухами об истинном Дмитрии, новый царь послал в Углич своих людей и велел привезти в Москву тело царевича, пролежавшее в земле семнадцать лет. Перед московскими стенами поезд из Углича встречал царь с боярами, священниками и монахами. Сюда же позвали и старую царицу, которой уж столько раз приходилось опознавать своего сына. Я сам из любопытства вышел в поле, пробиться к носилкам не мог, но слышал слова царя: «Ныне зрим мы истинного царевича Дмитрия, убиенного в Угличе, и божье провиденье сохранило его нетленным. Видим мы и орешки, коими играл он в последний свой день, и орешки те, наполненные его кровью, тоже целы. Се говорит о святости его и невинности». Тело царевича перевезли в Архангельскую церковь, и там оно долго стояло, а подле него происходили чудесные исцеления калек и безнадежно больных. Все наши проявили к этому большое недоверие и подозревают, что вместо сгнившего царевича в гроб положили кого-то еще, то ли недавно помершего, то ли нарочно убитого к этому случаю.

Месяц август, в Москве.