Ксеноцид

Он бы терпеливо снес ее хлопоты, потому что спорить с ней — попусту тратить силы. Мать постоянно находилась в движении и думала настолько быстро, что никогда не могла задержаться хотя бы на минутку и выслушать его. С тех пор как он, перелезая через силовой барьер, отделяющий человеческую колонию от леса свинксов, повредил себе мозг, его речь стала невыносимо медленной, ему трудно было говорить, а остальным — понимать его. Брат Миро, Квим, увлекшийся религией, сказал ему как-то, что он должен благодарить Бога за то, что вообще может хоть что-то сказать, — первые несколько дней Миро не мог произнести ни слова и общался посредством алфавита, указывая то на одну букву, то на другую. Может, так было даже лучше. Во всяком случае, Миро тогда молчал; ему не приходилось слышать свой собственный голос. Глухой, неуклюжий звук, мучительная медлительность. У кого в семье хватало терпения выслушивать его? Даже в тех, кто выслушивал, а это были Эла, его младшая сестра, его друг и отчим Эндрю Виггин, Голос Тех, Кого Нет, и, естественно, Квим, — даже в них, Миро чувствовал, постепенно накапливалось нетерпение. Они старались закончить за него предложение. Они все время пытались поторопить ход событий. Поэтому, пусть даже они утверждали, что хотят говорить с ним, пусть сидели рядом и слушали его, все же он не мог свободно общаться. Он не мог складно выражать свои мысли; ему были недоступны длинные, сложноподчиненные предложения, потому что, когда он добирался до конца, слушатели уже успевали забыть, что же было в начале.

Человеческий мозг, заключил Миро, как и компьютер, может воспринимать информацию только при определенной скорости ее поступления. Чуть промедлишь — и внимание слушателя уже ушло, информация потеряна.

И не только для слушателя. Миро хотел быть честен с собой — он был так же нетерпелив, как и они. Когда он думал о том громадном усилии, которое требовалось от него, чтобы объяснить какую-нибудь сложную мысль, когда он предчувствовал, как будет пытаться создавать слова непослушными губами, языком и челюстями, когда он вспоминал, сколько времени теперь это отнимает, у него мигом пропадало желание что-либо говорить. Его ум устремлялся вперед и вперед, он был стремителен, как прежде, он обрабатывал такое количество информации, что временами Миро мечтал о том, как бы отключить мозг совсем, чтобы он чуточку помолчал, дал ему отдохнуть. Но все его мысли оставались при нем, ему не с кем было поделиться ими.

За исключением Джейн. Он мог говорить с Джейн. Впервые она появилась на терминале у него дома, ее лицо обрело очертания на экране компьютера. «Я друг Голоса Тех, Кого Нет, — сказала она ему. — Сейчас посмотрим… Думаю, мы сумеем сделать так, чтобы этот компьютер побыстрее откликался на команды». Тогда-то Миро и обнаружил, что только с Джейн он может нормально общаться. Во-первых, она обладала безграничным терпением. Она никогда не заканчивала за него предложений. Она могла подождать, пока он сам договорит до конца, поэтому он никогда не чувствовал, будто его подгоняют, будто он надоедает ей.

И, что еще более важно, ему теперь не надо было произносить слова полностью, как он делал это раньше, когда разговаривал с людьми. Эндрю подарил ему личный терминал — компьютер-передатчик, заключенный в драгоценный камень и подобный тому, который Эндрю носил у себя в ухе. С этого наблюдательного пункта, при помощи встроенных в камень датчиков, Джейн могла считать каждый звук, который он производил, уловить каждое движение его головы. Ему не надо было завершать каждый звук, от него требовалось только начать, а она уж сама все поймет. Поэтому он мог лениться. Он научился говорить быстрее, и Джейн его понимала.

Кроме того, он мог говорить молча. Он двигал одними губами; необходимость в неловком, лающем, подвывающем голосе — на большее горло теперь просто не было способно — отпала. Поэтому, когда он общался с Джейн, он говорил быстро и временами даже забывал, что теперь он калека. С Джейн он вновь почувствовал себя самим собой.

В данный момент он находился на мостике грузового судна, которое всего пару месяцев назад доставило на Лузитанию Голос Тех, Кого Нет. Он страшился встречи с Валентиной. У него просто не было выхода, иначе он бы никогда не оказался здесь. Ему совсем не хотелось встречаться с сестрой Эндера Валентиной или с кем бы то ни было. Если б он только мог навсегда остаться на этом корабле и беседовать с одной лишь Джейн, он бы удовольствовался этим.

Нет. Теперь ему никогда не быть довольным собой.

По крайней мере эта Валентина и ее семейство — что-то новенькое. На Лузитании он знал всех, во всяком случае, всех, кого действительно ценил: все научное общество, людей образованных и понимающих. Он был настолько хорошо знаком с ними, что ничего не мог поделать с собой: он чувствовал жалость, скорбь, сожаление, когда люди разговаривали с ним. И когда они смотрели на него, все до одного видели разницу между тем, каким он был и каким стал. В их глазах читалось слово «потеря».