Ксеноцид

— Просто чудо, что человек с его примитивным разумом вообще смог добраться до звезд.

— Отнюдь. Я как раз недавно размышлял над этим. Межзвездным перелетам люди научились у вас. Эндер говорит: пока ваше первое судно с колонистами не достигло их звездной системы, человечество не понимало физики пространств.

— Так что же нам оставалось делать — всю жизнь сидеть на родной планете из боязни научить звездным перелетам каких-то мягкотелых безволосых слизняков с четырьмя конечностями?

— Кстати, ты говорила о человеке и его примитивном разуме… Неужели, по-твоему, сейчас человечество в достаточной степени развилось?

— Несомненно.

— А я вот так не думаю. Мне кажется, они просто научились притворяться разумными.

— Весь космос заполонен их космическими кораблями. Мы что-то не заметили, чтобы вы на скорости света покоряли пространства.

— Как раса мы очень молоды. Но посмотри на нас. Потом посмотри на себя. Процесс нашей эволюции складывался примерно одинаково. Наши с тобой расы включают в себя четыре подвида. Молодняк и беспомощные личинки. Самцы и самки, не обладающие интеллектом, — в твоем случае это дроны, у нас это маленькие матери. Далее, огромное множество индивидов, проявляющих зачатки разума и способных исполнять механические работы, — наши жены и братья, твои рабочие. И, наконец, высший разум — мы, деревья-отцы, и ты, Королева Улья. Мы хранилища мудрости наших рас, потому что у нас есть время на раздумья, мы умеем сравнивать. Мышление для нас — основной вид деятельности.

— Тогда как люди без конца бегают взад-вперед, словно братья и жены. Словно рабочие.

— Не просто рабочие. Их молодняк также проходит через стадию беспомощных личинок, которая, однако, длится куда дольше, чем полагают некоторые из людей. А когда приходит время размножаться, они все разом обращаются в дронов или маленьких матерей, в маленькие машинки, у которых в жизни одна цель: спариться и умереть.

— Однако они уверены, что на всех этих стадиях человек ведет себя весьма разумно и рационально.

— Самообман. Даже в лучшей стадии, в стадии индивидуумов, они никогда не способны подняться выше уровня механических работников. У кого из них есть время, чтобы накопить интеллект?

— Ни у кого.

— Они ничего не знают. Их жизни слишком коротки, чтобы успеть прийти к глубокому пониманию чего-либо. Однако сами люди считают, что понимают все и вся. С самого раннего детства они тешат себя мыслью, будто весь мир принадлежит им одним, на деле же выходит, что все это очередные притворства и предрассудки. С возрастом они расширяют словарный запас, который с успехом используют, чтобы выражать бессмысленные псевдознания и заставлять других воспринимать на ура собственные предрассудки. Вывод напрашивается один: как индивидуумы люди — круглые болваны.

— Тогда как коллектив…

— Как коллектив они представляют собой целую коллекцию болванов. Каждый, беспрестанно носясь туда-сюда, притворяется, что он самый умный, и разбрасывает по сторонам идиотские непонятные теории о том о сем. Но иногда эта масса порождает одного-двух индивидов, чьи представления немного больше соответствуют истине, нежели у их предшественников. А затем методом проб и ошибок человечество следует дальше и примерно в половине случаев все-таки добирается до правды, которая становится общим достоянием людей, так и не понявших, но зато слепо уверовавших в нее. И все повторяется, пока не выплывет следующий болван с какой-нибудь поправкой.

— Значит, ты утверждаешь, что ни один из них не обладает индивидуальным интеллектом, а когда люди объединяются в группы, то становятся еще глупее, но, в то же время, заставив стольких дураков притворяться мудрецами, они все же умудряются показать такой же результат, к которому неизбежно приходит любая поистине разумная раса.

— Именно.

— Но если они такие глупые, а мы такие разумные, так почему же у нас здесь всего один Улей, да и тот живет только потому, что нас сюда принес человек? И почему по каждому техническому и научному вопросу, не понятному вам, вы сразу обращаетесь к человеку?

— Может быть, интеллект — это вовсе не то, чем кажется на первый взгляд.

— Может быть, это мы глупцы, думая, будто что-то знаем. Может быть, человек — единственный, кто способен мириться с фактом, что, по сути дела, ничто не познаваемо.