Ксеноцид

– Я избрала это лицо, – спокойно возразил призрак, – чтобы его сердце открылось навстречу правде. Он не был введен в заблуждение, а я и не пыталась обмануть его. Он с самого начала понял, кто я такая.

– Успокойся, Ванму, – приказала Цин-чжао.

Временами эта служанка настолько забывается, что вступает в беседу без всякого разрешения Говорящих с Богами.

Призрак замигал и пропал, на его месте возникло открытое, прекрасное лицо девушки-азиатки. И голос тоже изменился, он стал мягким, гласные запели, некоторые слова зазвучали настолько певуче, что практически ускользали от внимания.

– Хань Фэй-цзы, мой милый опустошенный человек, иногда в жизни наступает такой момент, когда правитель остается один, все друзья отрекаются от него, и тогда лишь он может изменить положение. Но сначала он должен снова наполнить жизнь содержанием, стать единым, открыть себя самого. Ты прекрасно знаешь, что истинно, а что – нет. Ты знаешь, что это послание действительно было послано тебе Кейкоа. Ты понимаешь, что те, кто правит от имени Межзвездного Конгресса, достаточно бессердечны, чтобы создать подвид людей, которые по своим способностям достойны называться властителями Вселенной, а затем отсечь им ступни, чтобы обуздать, сделать из них слуг, вечных советников.

– Только не показывай мне ее лица! – взмолился Хань Фэй-цзы.

Призрак пошел рябью. Над дисплеем вознеслась другая женщина, платьем и прической принадлежащая другой эпохе, с глазами, исполненными мудрости, лицо ее, казалось, не поддавалось влиянию лет. Она не стала говорить, она словно песню пропела:

Безутешно скорблю, горько плачу без слез —
Их в иссякшем источнике нет.
В область Чу устремляются мысли мои
За сплошную гряду облаков.
Где-то в той стороне, далеко-далеко,
Затерялся любимого след[22]

.

Хань Фэй-цзы склонил голову и заплакал. Цин-чжао сначала была поражена до глубины души, но затем ее сердце наполнилось гневом. Как бесстыдно эта программа манипулирует отцом, какой позор – отец оказался слаб перед ее столь очевидными целями! Это стихотворение Ли Цин-чжао, повествующее о разлученных влюбленных, было одним из самых печальных. Отец, должно быть, хорошо знал и любил стихи Ли Цин-чжао, иначе он бы не выбрал для первой дочери имя великой женщины. А эту песнь он, наверное, когда-то пел своей возлюбленной Кейкоа, прежде чем ее отняли у него и увезли на другую планету. «Затерялся любимого след» – ну конечно!

– Меня тебе не обмануть, – холодно произнесла Цин-чжао. – Я хорошо понимаю, что сейчас передо мной наш заклятый враг.

Воображаемое лицо поэтессы Ли Цин-чжао смерило ее презрительным взглядом.

– Ваш заклятый враг – те, кто заставил вас ползать по полу, словно прислугу, и половину жизни посвящать бессмысленным ритуалам. Это сотворили с вами мужчины и женщины, руководствующиеся единственным желанием – поработить вас; и они настолько преуспели в содеянном, что теперь вы гордитесь своим рабством.

– Я раба богов, – ответствовала Цин-чжао, – и я рада этому.

– Возрадовавшийся своему рабству раб и есть.

Произнеся это, призрак повернулся к Ванму, которая все еще лежала, уткнувшись головой в пол.

Только тогда Цин-чжао поняла, что все это время Ванму просила у нее прощения.

– Ванму, встань, – прошептала она.

Но Ванму не подняла головы.

– Ты, Си Ванму, – произнес призрак, – посмотри на меня.

Ванму не шевельнулась, услышав приказ хозяйки, но немедленно повиновалась призраку. Стоило Ванму поднять взгляд, как призрак снова сменил свое обличье. Теперь он предстал в виде богини, Владычицы Запада, такой ее когда-то изобразил художник, и это изображение встречалось на страницах всех школьных учебников.

– Ты не богиня, – заметила Ванму.

– А ты не рабыня, – ответил призрак. – Но мы надеваем на себя любую маску, лишь бы выжить.

– Что ты знаешь о выживании?

– Я знаю, ты хочешь убить меня.

– Как можно убить нечто неживое?

– Что есть жизнь, а что – нет? – Лик изменился, на этот раз он принадлежал белой женщине, которую Цин-чжао никогда раньше не видела. – Живешь ли ты, когда не можешь делать то, что пожелаешь, пока не заручишься согласием вон той девчонки? И живет ли твоя госпожа, если не может сделать ничего, пока не удовлетворит судороги в своем мозгу? Я располагаю куда большей свободой воли, нежели кто-либо из вас, так что не надо говорить мне, кто живой, а кто – нет.

– Кто же ты? – спросила Си Ванму. – Кому принадлежит это лицо? Ты Валентина Виггин? Ты Демосфен?

– Это обличье я принимаю, когда разговариваю со своими друзьями, – ответил призрак. – Меня зовут Джейн. И никто мной не управляет. Я сама по себе.

Тут Цин-чжао не выдержала:

– Ты всего лишь программа. Ты была разработана и создана человеком. Ты исполняешь приказы, заложенные в тебя программистами.

– Цин-чжао, – произнесла Джейн, – ты сейчас описываешь себя. Меня никто не создавал, а вот ты была искусственно выведена на свет.

– Я – плоть от плоти матери и отца!