Ксеркс

Главкон вернулся мыслями к реальности. Под руководством Сикинна, лучше его знавшего расстановку греческих кораблей, он второй раз подвёл свой ял к борту триеры греческого флотоводца. В каюте на корме горели огни. И даже с воды были слышны голоса, занятые отчаянным спором.

   - Всё ещё обсуждают? — спросил Сикинн у позевывающего морехода, приветствовавшего их на борту.

   - Обсуждают, — буркнул спартанец. — Твой господин придумал тысячу новых аргументов. Он не умолкает, словно выгадывает время, только никто не знает для чего. Почти все, конечно, против него.

Посланец Фемистокла спустился в каюту. Увидев его, флотоводец буквально подскочил на месте. Шепнув ему на ухо несколько слов, азиат присоединился к Главкону. Они остановились, обратившись глазами к трапу. Ждать оставалось недолго.

Глава 14

Стоявший возле Эврибиада подручный уже в четвёртый раз переворачивал клепсидру, склянку с водой, отмерявшую прохождение времени. Светильники в низкой каюте тускло мерцали. Флотоводцы обменивались над узким столом напряжёнными взглядами усталых глаз. Адимант из Коринфа поднялся, чтобы ответить на последнюю речь афинянина:

   - Эврибиад, довольно с нас пустых словес Фемистокла. Если флотоводец Афин хочет погубить всю Элладу, незачем следовать его примеру. Теперь он ещё грозит нам, что уйдёт со всеми своими кораблями, если мы откажемся сражаться... Так я ему отвечу: «Не смей». И к чему вообще снова толочь воду в ступе? Преимущество персов неоспоримо. Разве не чудо спасло нас от поражения при Артемизии? Разве разведчики не доносят нам, что, оставив в своём тылу Элевсин, персы приближаются к Мегарам и Истму? А разве не все наши лучшие силы сошлись здесь, во флоте? Значит, если Истм находится под угрозой, мы должны защитить его и оградить от вторжения Пелопоннес, последний остаток свободной Эллады. Ну, упрямый сын Неокла, отвечай!

Коринфянин, рослый и властный, расправил плечи, словно кулачный боец перед поединком. Не поднимаясь со своего места, Фемистокл лишь улыбнулся ему в ответ.

   - Итак, я заткнул тебе рот, лукавый болтун! — прогромыхал Адимант. — А теперь я требую, о Эврибиад, чтобы мы прекратили этот нудный спор. Раз мы собрались отступать, пора отступать. Требую голосования.

Эврибиад поднялся со своего места во главе стола. Человек тяжеловесный, он был одарён присущей спартанцам неповоротливостью мысли и языка. Сам он не являлся трусом, однако страшился возложенной на него ответственности.

   - Многое сказано, — со значительным видом объявил он, — предложено несколько мнений. И большинство членов совета склоняется к отступлению. Хочет ли Фемистокл что-либо поведать, прежде чем начнётся голосование?

   - Ничего, — ответил афинянин с краткостью, от которой Адимант скрипнул зубами.

   - Будем голосовать от каждого города, — продолжил Эврибиад. — Флегон из Серифа, твоё мнение.

Сериф, ничтожный остров, выставил только один корабль, но вследствие владевшего эллинами стремления к равенству голос Флегона обладал тем же весом, что и голос Фемистокла.

   - Саламин защитить нельзя, — промолвил серифец. — Отступаем.

   - А ты, Хармид из Мелоса?

   - Отступаем.

   - А ты, Фоибид из Трезена?

   - Отступаем во имя всех богов.

   - А ты что скажешь, Гиппократ из Эгины?

   - Остаёмся и сражаемся. Если вы отступите к Истму, Эгина окажется беззащитной перед варварами. Я с Фемистоклом.

   - Записывайте его голос! — злобно выкрикнул Адимант. — Он один против двадцати. Предупреждаю тебя, Эврибиад, не предлагай голосовать Фемистоклу, иначе все мы разгневаемся. Человек, чей город захвачен варварами, не имеет права голоса в нашем совете, пусть мы и снисходим до его болтовни.

Афинянин немедленно вскочил с места.

   - Ты хочешь знать, где моя родина, Адимант? — Фемистокл указал в открытое окно: — Вот она! Там, где стоят афинские корабли. Какой другой народ Эллады выставил столько триер и укомплектовал их лучшими людьми? Афины живы, пусть Акрополь уже охватило пламя. «Мужи зрелые мы, в свалке судеб нам по плечу борьба!» Лишь крепкотелые мужи, и ничто более, суть ограда и оборона отечества. Или ты уже забыл слова Алкея, о, хвастун из Коринфа? Да, клянусь Афиной Промахос, владычицей битвы, пока эти девять двадцатериц кораблей бороздят воды, у меня ещё есть город — прекраснее и могущественнее, чем твой. А ты отказываешь мне в честном голосовании, приравниваешь меня к Серифу с его единственным кораблём или к нашему соратнику с Мелоса, обладающему двумя трирерами.

Голос Фемистокла звучал победной трубой. Адимант дрогнул.

Вмешавшийся Эврибиад умиротворяющим тоном промолвил:

   - Никто не отказывает тебе в твоём праве голоса, Фемистокл. Доблестный коринфянин просто пошутил.

   - Хорошее время для шуток! — пробормотал вождь афинян, опускаясь на сиденье.

   - Голосуем, голосуем! — напомнил предводитель сикионцев, находившийся возле Адиманта, и голосование продолжилось. Из более чем двадцати навархов лишь Фемистокл и флотоводцы Эгины и Мегар высказались за сражение. Тем не менее, когда Эврибиад приступил к оглашению принятого решения, сын Неокла сохранял прежнюю невозмутимость.