– Мне поручено передать тебе, – добавил Сикинн, – что Фемистокл считает дело греков проигранным и готов перейти на сторону персов. Но, учитывая его положение на флоте, он не может сделать это открыто. Поэтому он послал меня сообщить тебе, что греческий флот разобщен и беспомощен из-за разногласий между командирами, всеобщего уныния и отчаяния. Некоторые эскадры намереваются тайно бежать; но если ты предотвратишь дезертирство, заперев пролив, то отрежешь им путь к отступлению, и весь флот неизбежно попадет в твои руки.
Выполнив поручение, Сикинн спустился в свою лодку и вернулся к греческому флоту так же тайно, как его покидал.
Персы решили немедленно принять меры, предложенные Фемистоклом, чтобы предотвратить побег части греческого флота. Между Саламином и побережьем Аттики (к востоку от Саламина) лежал островок Пситталия, контролировавший пролив между Саламином и материком. Ночью персы послали корабли на захват Пситталии. Так они надеялись предотвратить отход греческих кораблей в этом направлении. Персы предполагали, что главным театром военных действий станут именно окрестности Пситталии, а потому островку предстояло стать убежищем для поврежденных кораблей и раненых воинов, которые устремятся к ближайшей суше. Захват Пситталии казался очень важным шагом. Одновременно персы послали еще один большой отряд кораблей к перешейку с приказом расположиться так, чтобы не пропустить ни один греческий корабль, попытавшийся обойти Саламин и уйти через северо-западный пролив. Эти меры обеспечили полное окружение греческого флота, хотя у персов не было полной уверенности в том, что ни одному греческому кораблю не удастся сбежать со сцены.
Первое известие об окружении принес грекам военачальник Аристид, которому ночью с большим трудом удалось пробиться к греческому флоту с острова Эгина через ряды персидских галер. В прежних политических распрях, бушевавших в Афинах, Аристид был главным соперником Фемистокла. В тех конфликтах он потерпел поражение и был изгнан из Афин. Сейчас ему удалось с огромным риском пробиться сквозь вражеские ряды, чтобы сообщить соотечественникам о нависшей над ними опасности и попытаться спасти их.
Когда Аристид прибыл на греческий флот, командующие совещались, в гневе осыпая друг друга упреками. Причина жарких споров была все та же: отходить к перешейку или остаться на месте. Аристид вызвал с совета Фемистокла, крайне удивленного неожиданным появлением давнего врага. Аристид начал разговор с того, что в такой опасной ситуации им следует забыть о личной вражде и соперничать лишь в том, как лучше защитить свою родину. Он сказал, что приплыл с Эгины с целью присоединиться к флоту и оказать любую помощь, какую способен, и что бесполезно теперь спорить о том, следует ли отходить к перешейку, поскольку это уже невозможно.
– Флот окружен, – добавил Аристид. – Персидские корабли со всех сторон. Я еле пробился сквозь их ряды. Даже если весь совет и сам Эврибиад полны решимости отойти к перешейку, им это не удастся. Вернись и скажи им, что они должны обороняться здесь – выбора у них нет.
В ответ Фемистокл сказал, что очень доволен сообщением Аристида.
– Персы заняли нынешние позиции благодаря известию, которое я сам послал им. А сделал я это для того, чтобы принудить к битве тех греков, которые не желают сражаться, – ответил Фемистокл. – Но ты сам должен выйти к собранию и передать эту весть командующим. Они не поверят, если услышат ее от меня. Иди и расскажи, что ты видел.
Аристид вошел к собравшимся и сообщил, что покинуть Саламин теперь невозможно, поскольку море к западу охраняется рядами персидских галер, готовых перехватить любой греческий корабль. Он сам только что приплыл с Эгины, с трудом проскользнув сквозь строй персидских кораблей, хотя добирался на маленькой лодке под покровом ночи. Сомнений у него нет – греческий флот полностью окружен.
Сказав это, Аристид удалился. Хотя он мог выступить свидетелем, принимать участие в дебатах права не имел.
Весть Аристида вызвала колоссальное волнение, но вместо того, чтобы привести к согласию, внесла еще больший разлад. Те, кто раньше желал отступить, теперь пришли в бешенство оттого, что им не дали использовать такую возможность, пока она еще была. Другие не поверили Аристиду и все еще хотели покинуть Саламин. Но были и третьи, укрепившиеся в своей решимости остаться и радовавшиеся тому, что дезертирство стало невозможным. Дебаты были жаркими и бестолковыми из-за того, что все в разной мере верили сообщению Аристида. Многие вообще не поверили. Это хитрость афинской партии (утверждали они) и тех, кто поддерживает афинян в их усилиях удержать флот на нынешней позиции.