Разве не предсказывал оракул, что Афины могут рассчитывать на покровительство своего зятя? И разве не являлся таковым Борей, Ветер Северный? И в ту ночь афинский зятёк хорошенько потряс персидские корабли, выплясывавшие на волнах и стучавшие друг о друга бортами. Под чёрным небом раскинулись просторы Эгейского моря, по которым катили внушительные валы. К утру начался сильный ветер.
— От Геллеспонта задуло! — кричали жители прибрежья, приходившие с едой к мореходам, занятым распутыванием якорных канатов.
А потом — за какой-то миг — ветер превратился в гневную бурю. Несмотря на рассвет, было темно, порывы ветра вздымали волны всё выше и выше, бросали суда друг на друга. Экипажи первого ряда вытащили свои корабли на берег, где они могли избегнуть опасности. Но корабли, оставшиеся в открытом море, где ярость Борея была сильна, ветер срывал с якорей, трепал и сталкивал бортами. Огромные, до небес, валы переворачивали суда или разбивали их о скалы и утёсы мыса Пелион, поднимавшиеся над волнами крутой и грозной, словно рок, стеной. Корабли разметало по всему морю — от Кастанеи до Мелибеи.
Три дня и три ночи бушевала стихия. А на четвёртый, когда синее летнее море снова заулыбалось, более четырёхсот кораблей с изорванными парусами, пробитыми бортами, сломанными мачтами остались на суше — возле трупов моряков. На берегу Сепии некий магнат по имени Аминокл, сын Кретина, владел крупным поместьем, тянувшимся от гор до каменистого побережья. Вместе со всей роднёй он оплакивал гибель своих сыновей, а волны насмешливо выбрасывали к его ногам золотые кубки и персидское серебро, не отправившееся на дно. В один и тот же день он лишился всех отпрысков и приобрёл царские сокровища. Аминокл попеременно смеялся и плакал.
Ксеркс узнал о катастрофе не сразу. Вместе со своим войском царь шёл по Фессалии к Меланскому заливу. Численность полков его теперь достигала шести миллионов. Повсюду реки были выпиты досуха, земля опустошена. За эти дни Ксеркс словно бы вырос. Он как бы стал выше и обрёл новое величие по сравнению с прежними днями. Ни на чём не останавливавшийся взгляд царя тем не менее выдавал снедавшее его беспокойство. После смотра в Дориске он утратил сон. На берегу Меланского залива, где прилив и отлив бывают несколько раз в день, Ксеркс смотрел на то приближавшиеся к нему, то отползавшие назад волны. Царь размышлял, и когда наконец уснул, видел во сне приливы и отливы вод.
Войско царя обогнуло Меланский залив и достигло Трахинской равнины. Местность, полная напоминаний о Геракле, сыне Зевса и величайшем из героев Эллады, заворожила его. Там, за городом Трахином, прежде звавшимся Гераклеей, белым облаком на синем небе поднималась гора Эта, та самая Эта, на вершине которой Геракл предал душу богам на погребальном костре. На просторной равнине, между реками Мелас и Асопом, невдалеке от моря раскинулся стан персидского войска — целый макрокосм шатров и палаток.
Ксеркс спорил с полководцами, предлагавшими различные пути дальнейшего продвижения в Элладу, ибо высившиеся горы, казались непреодолимыми. И тогда-то Эфиальт-предатель предстал перед Царём Царей.
Глава 19
Фермопилы охраняло союзное греческое войске. Эллинов насчитывалось чуть более пяти тысяч.